Просто вместе. Анна Гавальда

они вместе. Увидев крошечную раковину, Филибер начал умолять Камиллу позволить ему самому вымыть посуду. Его музей по понедельникам закрыт, и делать ему завтра совершенно нечего…

      Они церемонно распрощались.

      – В следующий раз поужинаем у меня…

      – С удовольствием.

      – Увы, у меня камина нет…

      – Неважно! Не всем повезло заиметь коттедж в Париже…

      – Камилла…

      – Да?

      – Будьте осторожны, хорошо?

      – Я постараюсь. Но и вы, Филибер…

      – Я… Я…

      – Что?

      – Я должен вам признаться… Знаете, я ведь работаю не совсем в музее… Скорее, рядом с музеем… В магазинчике, так сказать… Я… Я продаю открытки…

      – А я, знаете ли, работаю не совсем в офисе… И тоже, скорее, рядом… Я уборщица…

      Они обменялись понимающими улыбками и расстались совершенно сконфуженные.

      Оба были смущены, но на душе у каждого полегчало.

      Этот ужин à la russe очень удался.

12

      – Что за звуки?

      – Не обращай внимания, это старина Дюдюш…

      – Да что он там делает? Можно подумать, собрался на кухне потоп устроить…

      – Говорю тебе: плюнь, нас это не касается… Иди-ка сюда, поближе…

      – Нет, оставь меня.

      – Да ладно тебе… Не дуйся… Ты чего майку не снимаешь?

      – Холодно.

      – Ну иди, не ломайся.

      – Какой он странный.

      – Совсем чокнутый… Видела, как оделся «на выход»? Трость и шляпа эта клоунская… Я даже подумал, он на маскарад намылился…

      – И куда же он шел?

      – По-моему, на свидание…

      – С девушкой?!

      – Вроде, хотя я не уверен… Забудь… Давай повернись, черт…

      – Отвянь.

      – Эй, Орели, ты меня достала…

      – Аурелия, а не Орели.

      – Аурелия, Орели – один черт. Ладно… А носки ты тоже на ночь не снимаешь?

13

      Наплевав на строжайший запрет – strictly forbidden, – Камилла складывала одежду на ригеле камина, валялась в постели до упору, одевалась под одеялом и согревала пуговицы на джинсах в ладонях, прежде чем натянуть их на себя.

      Пластиковый уплотнитель мало чем помог, и ей пришлось перетащить матрас на другое место, чтобы уберечь голову от чудовищного сквозняка. Теперь она спала у самой двери, так что выйти и войти было проблемой. Она то и дело тягала тюфяк туда-сюда, если требовалось сделать три шага по комнате. Что за убожество, думала она, ну что за убожество… В конце концов она все-таки сломалась и начала писать в умывальник, держась за стену, потому что не рисковала трогать эту рухлядь. А уж о ее «турецких омовениях» лучше вообще умолчать…

      Итак, она ходила грязной. Ну, может, грязной это сильно сказано, но не такой чистой, как обычно. Один или два раза в неделю она отправлялась к Кесслерам – когда была уверена, что их нет дома. Она знала расписание их экономки, которая всякий раз с тяжелым вздохом выдавала ей большое махровое полотенце. Все всё понимали. На прощанье ее всегда одаривали чем-нибудь вкусным или вручали