Огненная дева. Дженнифер Макмахон

с мамой. Расскажи мне о том, что случилось с бабушкой и дедушкой».

      – Они погибли, – отвечает Майлз. – Это был несчастный случай.

      Это его единственная ложь для дочери; он просто не в силах сказать правду. Эве нравится фотография бабушки, которая стоит над верстаком Майлза.

      – Как думаешь, я похожа на нее? – однажды спросила Эва.

      – Может быть, немножко, – сказал он. – В основном ты похожа на маму, и это очень здорово, потому что она самая прекрасная женщина на свете.

      Эва наморщила носик.

      – Мама хорошенькая, но бабушка похожа на кинозвезду.

      Теперь Эва указывает на аппарат в углу верстака, по-прежнему покрытый брезентом.

      – Я слышала голос.

      Две пряди рыжих волос выбиваются из-под ее желтого плаща. Дождь капает с лица. Зеленые глаза кажутся огромными. Она всегда была зачарована аппаратом, но в последнее время побаивалась его. А теперь она просто в ужасе.

      – Что он делает, папа? – спросила она однажды, когда была помладше.

      – Ну, Эдисон полагал, что это особенный телефон. Такой, который позволяет разговаривать с мертвыми.

      – Это невозможно, – заявила она.

      – Наверное, – ответил Майлз. – Но, если помнишь, люди когда-то считали чудом электрическую лампочку. И кино. И телеграф.

      Он подходит к верстаку, снимает брезент, и Эва приглушенно вскрикивает.

      Машина включена, трубки светятся. Она ровно гудит, в динамике потрескивают статические разряды. А потом возникает голос, – не случайный радиосигнал, какая-нибудь ведущая музыкальной программы, – нет, этот голос Майлз узнает сразу.

      «Опасность, – говорит его мать. – Вы в опасности».

      Майлз поворачивается и смотрит на Эву, которая тяжело дышит открытым ртом, вне себя от страха.

      Потом Элизабет говорит снова, и ее голос звучит громче и настоятельнее: «Он здесь!»

      Сигнал пропадает, и не остается ничего, кроме слабого гула.

      – Кто здесь, папа? – спрашивает Эва странно безжизненным и тихим голосом.

      – Не знаю, – говорит Майлз. Он возится с настройкой, потом хватает трубку и говорит туда: – Алло? Алло? Мама, ты еще там?

      С трубкой в руке он глядит в окно над верстаком в сторону подъездной дорожки, где Эррол стоит перед автомобилем и смотрит на ветровое стекло. Там, под щеткой стеклоочистителя, застряло что-то похожее на кусок мусора, принесенного штормом; что-то яркое и разноцветное, красное и желтое, почти блестящее на фоне серого выцветшего пейзажа. Эррол берет предмет, и Майлз сразу же понимает, что это такое.

      – Не может быть, – говорит он и опускает трубку. Тихое шипение статики волнами накатывает на него.

      В окне Эррол поднимает резиновую маску цыпленка, вертит ее в руках, разглядывает.

      Человек-Цыпленок мертв: Майлз знает это точно. Знает, потому что сам убил его.

      – Что это такое, папа? – спрашивает Эва.

      Майлз поворачивается к ней.

      – Милая, ты должна бежать в дом и запереть