Девушка, которая хотела написать книгу о войне. Лилит Мазикина

и отстригла всем цветам головки; они попадали на тумбочку и пол. Вышло красиво и угрюмо, потому что корзина теперь щетинилась почти безлистыми стеблями как пиками.

      Одежду принесли неожиданно постиранной и поглаженной, включая бельё. Лиза повеселела.

      Врач сказал, что никакого сотрясения нет и она, кажется, потеряла сознание просто от страха, дверью её даже не тронуло.

      – Простите, я намусорила… – сказала она санитарке.

      – Ах, не страшно, я всё равно обязана после вас убрать палату. Вы знаете, вы очень хорошо говорите по-немецки! Скажите, а вы не хотели бы попробовать написать стихотворение на немецком?

      – Ой, чтобы писать стихи, мало знать язык… Но я подумаю, конечно.

      С телефоном в заднем кармане и зарядкой в руке Лиза вышла на уже знакомое крыльцо. Её накрыло острым чувством дежавю: на залитых солнцем ступеньках смиренно стоял шофёр от князя.

      – Как, опять вы? – спросила фон Мореншильд. Шофёр поклонился. – Да мне сейчас домой не надо. Мне надо в магазин. Представьте себе, когда покупаешь дом, тебе не оставляют сервиза. Ни единой чашки! Я даже не знаю, за что хвататься, что покупать в первую очередь… Впрочем, нет, очевидно, начать надо с ножа.

      Она прищурилась, оглядывая залитую солнцем улицу. Асфальт уже подсох. За спиной негромко переговаривались вышедшие поглазеть ей вслед медсёстры.

      Шофёр выудил из нагрудного кармана телефон с гарнитурой, с серьёзным и строгим лицом залопотал в него на местном смешном наречии. Выслушал ответ.

      – Его Высочество велел мне сопровождать вас в магазин и помочь с покупками.

      Женщины за спиной негромко забурлили. Для того, чтобы сцена стала непристойной, не хватало только фразы: «Князь оплатит всё».

      Фон Мореншильд забралась в автомобиль, спохватившись, завозилась, вынимая телефон из кармана – как бы не раздавить.

      Шофёр оказался настоящим кладом. По хозяйственному магазину Лиза промчалась с ним, как по скоростной автостраде, обзаведясь сервизом на две персоны, приборами, кухонным ножом, джезвой, запасом туалетной бумаги, полотенцами и ещё десятком-другим вещей, о которых она раньше никогда не задумывалась, откуда они берутся в доме.

      Осмелев, она спросила, где продаются такие ножи, как у местных. Водитель смутился:

      – Я не уверен, что вам продадут. Вы же не лужичанка…

      – Закон запрещает?

      – Нет… А может, и продадут, но… Люди будут удивляться. Вы им всё равно пользоваться не умеете.

      В Лужицких горах сильны националистические настроения, вспомнила Лиза.

      – А вы тут, наверное, не очень любите немцев после войны.

      – Вы в безопасности, – заверил паренёк. – Князь сдерживает и осуждает любые негуманные порывы.

      – Про безопасность я уже поняла. Но ведь не любите?

      – Ну, так и бывает обычно после войны.

      Шофёр замкнулся, и фон Мореншильд поняла, что спрашивать о войне его не стоит.

      В доме