Твой выстрел – второй. Юрий Смирнов

хлеб, рыбу, картоху, соль – и продают тайком втридорога. Когда дети пухнут, поневоле начнешь мозгами шевелить. Ну и мы тоже не дремали… Был Каралат не наш, стал теперь наш.

      Задумался, помрачнел.

      – Наш-то он наш, – сказал, – да не совсем… Ничего, будет наш. Вчерась, Ваня, решение приняли – начнем трясти толстосумов… Вот, гляди, – Петров придвинул Ивану список, – гляди, душа моя, вовремя ты подоспел… Левантовский, стотысячник, – этому полная экспроприация. Коммунарам, Ваня, весной на лов выйти не с чем и не на чем – на Левантовском в море и выйдем. Далее, Точилины… У этих хлеб возьмем.

      – А есть? У нас ведь тут пахать и сеять негде.

      – Опять забыл? Хотя что я… где ж тебе помнить. Тогда скажу: весной в семнадцатом годе полая вода пришла страшенная, размыла вал, топить стала промысла. А ночью было дело… Кинулись владельцы промыслов Сухов и Саркисян к старику Точилину – и что ты думаешь? Он стометровый проран мешками с мукой забил. А ты говоришь… Есть у них хлеб, Ваня, у всех есть, только найти надоть.

      Прошлись по всему списку. Иван поднялся в радостном возбуждении.

      – Ну, дядь Андрей! Прости, пожалуйста. Нехорошо было подумал про тебя, когда ты нас меньшевиками обозвал.

      – Пошутить уж нельзя, едрена-вошь. Ты вот что, Ваня… Начнем прямо с ихней идеологии – с попа. Чтоб народ видел – сурьезно за дело беремся.

      Петров пытливо глянул на Ивана.

      – Проверяешь? – спросил Иван без обиды. – Я, товарищ председатель, тысячу раз проверенный. А через твою проверку перешагну – и не замечу.

      – Ну-ну, – с хитринкой улыбался председатель. – Пишу мандат, Ваня. Попу даем срок неделю, и пусть вытуряется. Учитель Храмушин давно просит помещение под нардом, пьесы будет ставить, агитацию вести. И муку поищи. Есть мучка у батюшки, есть…

      Написал, хлопнул печатью. Черно лег на бумагу царский двуглавый орел…

      – Извиняй, товарищ Елдышев, – сказал предволисполкома, – свою еще не успели завести. А где их делают, печати-то?

      – Поеду в город, закажу… Значит, так: беру пяток милиционеров – и к попу.

      – Эка, быстрый какой! Откуда они у нас, милиционеры?

      – Позволь, а как же…

      – Ваня, – проникновенно сказал Петров, – средствиев содержать милицию у нас нету. Ты будешь у нас и за милиционеров, и за начальника, для тебя паек как-нибудь наскребем. Не обессудь, чем богаты, тем и рады.

      – Я-то что… А вот мы-то как? Гражданскую войну здесь начинаем – не шутка!

      – Да так, потихоньку… – Предволисполкома, как помнил его Иван, и при проклятом царизме не шибко унывал. – Потихоньку-полегоньку, – продолжал Петров. – Комячейка, а в ней девять человек, – раз, комсомолисты, а их шестнадцать, – два, остатние беспартейные коммунары – три. Меня учтем – четыре, тебя – пять, Николку Медведева – шесть.

      – Хорошо, – повеселел Иван, – дислокация ясна. Вот и давай мне пятерых.

      – Пятерых мало. И лучше пойти не сейчас, а вечером.

      – Чуждую идеологию решил сокрушать под покровом темноты? Рабья душонка в тебе заговорила,