Там, где кончается арена…. Владимир Кулаков

Боекомплекта ни у кого не должно быть. Комдив на газик и прямёхонько к нашим. Ему адрес ясен.

      – Опять эти герои, мать их. Больше некому…

      До погрузки ещё сутки. Вечереет. Скучно…

      – Выпить бы.

      – Да ладно, тоже мне пивун. С бутылки пива косеешь…

      – Я бы сейчас тоже тяпнул с устатку граммов сто пятьдесят.

      – Ну, и какая проблема – вон деревень вокруг, пруд пруди. В каждой избе самогон.

      – Так денег нету!

      – Давай танк загоним.

      – Ты чего, серьёзно?

      – А чё! Какой-нибудь дурак найдётся – купит.

      – Ну поехали, прокатимся…

      – «Арфы нет! Возьмите бубен! От винта!» По местам! – Шацкий нацелился в люк.

      – В бой идут одни старики! Сержант! Люк закройте – дует! – послышался ироничный голос Сарелли, юркнувшего на своё место заряжающего. Шацкий нырнул в чрево боевой машины со своей стороны.

      – Шах! С-сука! Каблуком! По горбу! – И далее, сдавленным от возмущения и неожиданной боли голосом – тирада крепкого мата от Ангарского.

      – Подкаблу-учник!..– резюмировал Никонов.

      – Гвардеец! Занимайте своё боевое место стремительно, согласно нормативам! У нас с вами один люк на двоих! Не сушите…– тут Шацкий выдал одно из определений лица товарища, в данный момент обрамлённого шлемофоном и изрядно закопчённого.– Лучше крутите им по сторонам, как я по тримплексам!

      – Фил! Обратите внимание – интеллигентные люди! Знакомьтесь! Весь вечер на манеже клоуны: Шах и Мат!..– Сарелли, показал рукой сначала на одного, потом на другого.– Ефрейтор Никонов! Запускайте!

      – Есть, товарищ генерал!

      – Раскомандовался! Я тут что, для мебели? – Шацкий попытался восстановить свой командирский статус-кво.– По-оехали!..

      Крутой разворот через одну гусеницу. На земле чёрный полукруг. Газу! Синий дым из выхлопных! Четыре молодые задницы устремились на поиски новых незабываемых приключений…

      Зашли в один дом, в другой. Везде нормальные люди – не ведутся. Наши откровенно уже намекают, мол, для служивых хотят «горючего» привезти – устали. В деревне люди бывалые, учения рядом ежегодно – понимают. Но тоже в ответ намекают, мол, негласный запрет на время учений.

      Вплоть до тюрьмы, если что. Потом, сжалившись, шепчут:

      – Есть тут один, Семёнычем кличут. Тракторист бывший. Вон его дом. Тот втихую продаёт. Токмо он дюжа прижимистый – куркуль…

      Едут по указанному адресу. Траками звякают, моторами ревут. Подъезжают. Стучат. Ведут серьёзные речи:

      – Семёныч! Ты, говорят, бывший танкист!

      – Не-е, бульдозерист.

      – Ну, всё равно родная кровь – мазута, так сказать – болтогрыз! В понимании, значит. Купи танк, всё равно он списан, днями пойдёт на металлолом. Мотор нормальный – только соляру подливай! Ты огород себе и людям будешь пахать – деньгу зашибать!

      У мужика глаза забегали, загорелись, даже в зарождающихся сумерках видно.

      – Сколько, хлопцы?

      – Пятьсот рэ!

      – Да ну,