Мысли. Дмитрий Пригов

ее, а также определенные социальные механизмы, поощряющие это, могут способствовать воспитанию нового культурного сознания.

      Если нетерпимость зрителю непростительна, то непонимание или нежелание понять художника или отдельное произведение вполне для него простительно – это его право. Да и художники ведь люди страстные. Всякого рода художественная борьба с взаимными претензиями и призывами – вполне в правилах всегдашней художественной жизни и даже является свидетельством высокого тонуса ее (если бы только не призывы к административным санкциям и не обладание административной властью, то есть как бы призыв к самим себе). Просто культура должна иметь какие-то механизмы, обеспечивающие возможность подобных заявлений, но и гарантирующие их исключительное пребывание в сфере культурно-эстетической борьбы.

      Ну да ладно.

      Если вышеупомянутая нетерпимость простительна у зрителей, понятна у художников, то для искусствоведа <нрзб> она непростительна.

      К сожалению, выставка обнажила печальную картину нынешнего искусствоведения и художественной критики.

      Дело в том, что выставка просто объявила, вывела внаружу художников и художественный процесс, который реально существовал, хотя и скрытый, неведомый для внешней широкой культуры. Оказывается, что ситуация, охарактеризованная в других сферах экономической и культурной жизни нашей страны как застойная, могла отгородить художника от зрителя, лишить его возможности существовать за счет прямого труда его рук, но самих художников, живой процесс стилеобразования и смены художественных направлений она отменить не смогла.

      Но, к сожалению, оказалось, что художественная критика и искусствоведение не могут существовать подобным образом. Критик и искусствовед, по основной направленности своей деятельности являющийся медиатором между художником и культурой, художником и зрителем, не может говорить о том, чего никто не видел. Сами же искусствоведы в результате невозможности писать об этом теряли к нему интерес и в своем большинстве многие увидели впервые на выставке, несмотря на то что за плечами большинства художников многолетняя жизнь в искусстве и огромное количество работ.

      Посему, когда дело дошло до обсуждения и серьезных разговоров, оказалось, что у искусствоведов просто нет языка описания подобных явлений, кроме как аналогии либо с опытами начала столетия, либо с подобными им западными явлениями. Но, как известно, аналогия не лучший способ понять новое, так как по психологической инерции привычности и предпочтительности старого уподобляемое просто принимает черты уподобляющего, либо при несоответствии объявляется не поднимающимся до уровня искусства. Да и вообще, как сказал мудрец: барабан подобен слону, ибо оба обтянуты кожей! При видимом сходстве, скажем, местных направлений с западными местные живут и проецируются на совсем иной контекст и встраиваются в цепи совсем иных последовательностей