Квадратное время. Павел Дмитриев

лошадку, повезла, – встретил меня проводник и улыбнулся с откровенной хитринкой. – Не изволите-с чего из вагона-ресторана?

      – Изволю. – Я непроизвольно подстроился под его манеру говорить. – Но завтра с утра, пожалуй. Сегодня никак, надо доесть то, что из Одессы прихватили.

      – Как прикажете-с. В котором часу подать-с?

      – Часиков в девять приносите, – обозначил я время, лишь бы скорее отвязаться от докучливого проводника, чем рассчитывая что-то получить на самом деле.

      И сразу отвлекся на презанятнейшее зрелище: невысокая женщина лет тридцати пяти, кажущаяся миниатюрной даже несмотря на изрядную полноту, тащила по проходу на своих плечах нажравшегося до положения риз краскома. Его голова болталась из стороны в сторону на каждом шагу, мутный расфокусированный взгляд бессмысленно скользил по обстановке и людям. Неприятное, лошадиное лицо, усики скобочкой а-ля Гитлер…

      «Где-то я его видел», – мелькнула мысль.

      Петлицы с ромбом, однако большой начальник… Канта не видно, неужели ГПУ?!{40}

      Курилко! Главпалач Кемской пересылки! Бывший гвардейский офицер белой армии{41}, потом большевик и чекист! Любитель маршировки, криков «Здра!», холодных карцеров, выстойки на комарах и вообще практик убийственно черного юмора. Сколько прекрасных людей остались навсегда в мерзлой земле по его вине!

      Пока я изображал соляной столп, женщина умудрилась не только проволочь гражданина начальника мимо меня, но даже втащить мерзкое тело в купе.

      Через неплотно закрытую дверь я мог видеть, как она сосредоточенно стягивает со своего сваленного на диван мужа или, может быть, любовника сапоги, галифе и следом – грязный заблеванный китель. Затем, собрав вещи, она скрылась за дверью уборной, из которой сквозь выходящее в коридор матовое стекло послышался шум набираемой в раковину воды.

      Сколько она там будет стирать? Минимум пять минут? Хватит времени заскочить, придавить подушкой лицо и подождать, пока затихнут конвульсии!

      Непроизвольно я сделал шаг к двери, другой и… И, резко взяв себя в руки, пошел в свое купе.

      Какой смысл брить волоски по одному, когда надо отсекать голову? Зачем делать из прохвоста героя, погибшего от руки недобитой контры? Ведь я-то точно знаю: недолго виться сволочной карьере – скоро шлепнут свои же и, сильно надеюсь, справятся куда раньше кровавого тридцать седьмого{42}.

      Однако поворочаться перед сном в этот вечер мне пришлось изрядно…

      Глава 4

      На пути в университет миллионов

      Ленинград – Карелия, январь 1928 года

      (30 месяцев до рождения нового мира)

      «Этап» – простое, емкое слово. Для меня же в нем сошелся как отчаянный страх соприкосновения с настоящим уголовным миром, так и нестерпимая жажда хоть каких-то перемен – однообразный «санаторий» Шпалерки неторопливо, но абсолютно реально сводил с ума.

      Хотя слухи о дороге на Соловки ходили самые что ни на есть

40

На практике отличить петлицы ГПУ (поле крапового цвета) от малинового (пехота РККА) практически невозможно, поэтому все ориентировалось на кант – в РККА он был черный, а в ГПУ – малиновый.

41

Согласно мемуарам Д. С. Лихачева, Курилко служил в белой армии не более пары месяцев.

42

Курилко был снят с должности уже в мае 1930 г., попал под следствие и ближе к осени расстрелян, более того, в конце июля этого года по всем лагерям зачитали приказ коллегии ОГПУ «О произвольщиках и белогвардейцах в лагерях», после чего режим был существенно смягчен (так называемая «Соловецкая оттепель»).