Немного чьих-то чувств. Пелам Вудхаус

перед встречей. Харольд подумал, что дядя, который хочет видеть вот это у одра болезни – большой чудак. Однако беседу он продолжал как можно приветливей.

      – Какая погода! – заметил он.

      – Ы-ыр-р, – отвечал Сидни.

      – Вашему дяде лучше?

      – При чем тут дядя! Вы сейчас заняты?

      – Нет.

      – Это хорошо, – сказал Сидни. – Я хочу свернуть вам шею.

      Они помолчали. Харольд сделал шаг назад. Сидни сделал шаг вперед. Харольд сделал еще один шаг, равно как и Сидни. Харольд отскочил в сторону. Отскочил и Сидни. Если бы он не издавал звуков, наводящих на мысль о том, что неопытный испанец учится щелкать кастаньетами, можно было бы подумать, что они собираются исполнить красивый старинный танец.

      – Или, скорее, – уточнил Сидни, – разорвать вас на части.

      – Почему? – спросил Харольд, склонный к дотошности.

      – Сами знаете, – отвечал Сидни, двигаясь к востоку, тогда как его визави двигался к западу. – Потому что вы крадете чужих невест, как последняя змея.

      Харольд кое-что знал о змеях и мог бы поспорить, но не получил такой возможности. Его собеседник протянул вперед руку, и спасти шею удалось, очень быстро втянув ее в плечи.

      – Минуточку, – сказал он.

      Я говорил, что издатели нервны. Кроме того, они умны. Ходдер и Стаффтон не нашли бы лучшего хода.

      – Вы хотите разорвать меня на части?

      – И поплясать на них.

      Харольду было нелегко усмехнуться, нижняя челюсть дрожала, но он это сделал.

      – Ясно, – сказал он. – Тогда победа вам обеспечена. Играть не надо… Очень хитро, Макмердо, очень хитро. Хотя и не совсем прилично.

      Сидни покраснел. Руки его упали. Он растерянно жевал губу.

      – Об этом я не подумал, – признался он.

      – А люди подумают, – заметил Харольд.

      – Понимаю… Значит, отложим?

      – Да, как-нибудь выберем время…

      – Нет, сразу после матча. Ждать недолго.

      Именно в эту минуту я подошел к ним. Тогда я часто бывал судьей в финальном матче.

      – Готовы? – спросил я.

      – Мягко сказано, – отвечал Сидни. – Рвемся в бой.

      Харольд промолчал, только облизнул губы.

      Мои друзья (продолжал Старейшина) по своей доброте говорят иногда, что я бесподобно описываю матч со всеми деталями, от первой лунки до последней, показывая, как фортуна клонится то туда, то сюда, пока не увенчает лаврами потный лоб победителя. Хотелось бы сделать это и сейчас; но, как ни жаль, материал не дает такой возможности. С самого начала схватка была до безнадежности односторонней.

      Я сразу подметил, что Харольд – не в лучшей форме, но приписал это естественному волнению. Даже когда он прошляпил две первые лунки, я верил, что он соберется и покажет класс.

      Тогда я не знал, какие чувства его терзали. Он рассказал мне об этом спустя несколько лет. Меня удивляло, что он играет с безупречной деликатностью. В подобных ситуациях самые милые люди нет-нет да и сорвутся, но он ни на секунду не терял учтивости. Могло показаться, что он заискивает перед Макмердо.

      Однако