Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!». Владимир Першанин

захотелось баранины. Чабан говорит, везите овес, я валуха для вас зарежу.

      – Вот ты сам себя и зарезал. Знаешь, сколько в пехотной роте после атаки людей остается?

      – Не знаю, – уныло признался бывший ездовой.

      – В лучшем случае – половина. А случается, целиком рота исчезает.

      – Что, всех убивают?

      – Не обязательно. Получишь пулю в колено или яйца. Радуйся, что повезло.

      – На хрен бы такое везенье, – плевался Межуев, а затем спросил: – Еще говорят, в пешем строю на мины посылать будут.

      – Не будут, – категорично заявил Елхов.

      – Ну, вот я тоже подумал, что брехня. Что же мы, не люди, хоть и проштрафились.

      – На мины посылать запретили, – продолжал бывший комбат. – Ботинки взрывами рвет, расход обуви большой.

      Видя, что ездовой юмора совершенно не понимает, разъяснил ему коротко и ясно:

      – С аэроплана тебя, дурака, сбрасывать не станут, чести много. А в атаку раз-другой сходишь. Если уцелеешь, считай, простили.

      Третьим взводом командовал младший лейтенант Дядченко, самоуверенный и во всем разбиравшийся. Уверенности ему прибавляла большая физическая сила и участие в небольшом бое, из которого он сумел выйти невредимым. За подготовку бойцов он взялся старательно, с утра бегали, занимались зарядкой, затем Дядченко повел взвод на тактические занятия. Борис Ходырев остался в роте, так как не получил обувь.

      На первом занятии между бывшим комбатом и молодым взводным произошла стычка. Степану Матвеевичу Елхову не понравилась бессмысленная беготня, изображавшая занятия по теме «Взвод в наступлении». Он высказал ряд претензий, дельных, но сказанных с излишним апломбом.

      – Прежде чем наступать, надо обеспечить материальную часть. Лопаток для окапывания нет ни одной, три человека остались в роте из-за плохой обуви или из-за ее отсутствия. Не сегодня-завтра начнутся дожди, а шинели у половины людей отсутствуют.

      Взвод, пока еще неполный, но уже насчитывающий человек пятьдесят, слушал внимательно. Некоторые имели в прошлом сержантские и лейтенантские звания, обладали опытом, и беготня с палками вместо винтовок напоминала детскую игру. Авторитет Елхова признали и поддержали.

      – Капитан верно говорит.

      – У меня подошва отвалилась.

      – А у меня штаны на жопе порватые и кальсонов нет.

      – Махорку не выдали.

      Масла в огонь подлил уголовник Надым, мужик лет сорока, с мощной грудью и татуированными руками. Одет он был неплохо, забирая у бойцов послабее приглянувшиеся вещи. Пользуясь случаем, он решил показать себя и превратил разговор в шумную склоку. Уголовников насчитывалось по пять-семь человек в каждом взводе. Держались они сплоченно, агрессивно и придавливали слабых.

      Дядченко не на шутку разозлился, и прежде всего на Елхова. Построив взвод, пригрозил, что следующая попытка сорвать занятия закончится для кого-то плохо. При этом он не сводил взгляда с бывшего комбата. В строю стояли четверо сержантов. В штрафную роту они пошли неохотно, но выбора им