Аз Бога Ведаю!. Сергей Алексеев

свое желание!

      – Не смею противиться… Желание есть! Великий праздник омрачен, повелитель! В народе смута – молва идет, на Севере заря восстала. В Руси родился светоносный князь. Вели мне сей же час выступить на русинов!

      – Твое желание мне по нраву, – одобрил каган. – Только следует обождать, не настал час войны.

      – Хазария волнуется, богоподобный!

      – Скажи мне, Шад, обучался ли ты у иудейских мудрецов? – спокойно спросил богоносный.

      – Да, всемогущий! – признался каган-бек. – Семь лет я жил в тайном затворе с тремя учеными мужами, которым ведома наука управления миром. Одного из них держу при себе до сих пор, поскольку хочу овладеть этими знаниями!

      – Похвально, царь… А теперь ответь мне: как можно утешить Хазарию и развеять смущение народа, не прибегая к войне?

      – Лучшей утехой стала бы голова младенца, который воссиял на Севере. – Приобщенный Шад вдохновился, чувствуя, что ответ нравится кагану. – Пошлю гостей на Русь с товаром хорошим, но не дорогим, а вместе с ними – послов с богатыми дарами к князю Киевскому. Послы мои речисты и мудры, а дары – молодые рабы-греки – будут научены, как добыть голову младенца-князя. В Руси нет рабства, и потому невольников жалеют, особенно иноземных. Один из рабов будет в совершенстве владеть воинским искусством, а княжичу непременно потребуется учитель.

      – Ты мудр, как Соломон, – одобрил каган. – Занятно тебя слушать…

      – О, богоносный! Если бы мне познать Таинства управления миром! – воскликнул ободренный каган-бек.

      – Достойно похвалы твое стремление, – проговорил каган, глядя в сторону. – Но князь светоносный – не твоя забота! Не смей слать послов и дары! И не ищи головы младенца!

      – Повинуюсь, – испуганный резкостью богоподобного, сказал Приобщенный Шад.

      – Ступай и царствуй! – велел каган. – И содержи народ Хазарии, как подобает содержать богоизбранных!

      – Я все исполню, повелитель! – попятился к двери каган-бек.

      Оставшись один, богоносный взял таз, кувшин и принялся мыть руки.

      – Булгар презренный!.. Твой поганый род годится только в шаббатгои!.. А жаждете познать, как править миром…

      2

      Тревогу принесли ночные Стрибожьи ветры. Чуть прилегла княгиня, отослав наперсницу из покоев, как с треском распахнулось окно и послышался стук птичьих крыльев. Заплясала под сводом косая, рваная тень – то ли голубь вспорхнул, то ли ворон линялый: заколебался и погас полуночный светоч. А птица во мраке ударилась о стену и сронила на пол серебряное зерцало. На звон да шум, ровно сокол, влетел в светлицу боярин княжий именем Претич, под потолком достал наручью непрошеную гостью, сбил и уж было вознамерился взять рукою добычу, но взлетела черная птица, вынесла слюдяной глазок в окне и прочь умчалась.

      Боярин свечу затеплил и удалился за дверь, будто сам побитый. Княгиня же подняла зерцало, посмотрелась в серебряную проседь – суровая костистая старуха черно глядела: призрачный свет не таил и не скрашивал прожитых лет… А ветры Стрибожьи, весенние, теплые, ломились