Огонь на поражение. Петр Катериничев

Толик. – все ж верно люди говорят: пьяных да дураков судьба бережет…

      – До поры… – вставляю я.

      – Ну да, а ты у меня и пьяненький, и не сильно умный! – усмехается Алка.

      Толик вдруг разозлился: покраснел, насупился… – Был… – поправляется быстро та. – Я ж щас так бабам и говорю: мужику моему, дескать, цены нет, до того разумный!

      Толик исподлобья смотрит на жену: насмехается, что ли? Лицо Алки круглое, улыбчивое, простодушное…

      – А, бабы! Ну вас! Слушай дальше. Пришел, значит, я домой, четыре бумажки по пятьдесят из пачки вытянул, а. остальные в целлофан завернул, резинкой перетянул да в бачок сливной спрятал, А уж похмелюга пришла, потряхивать начало – да только с мильонами кто ж к ларьку-то пивному идет, боязно.

      Ну, взял деньги да и пошел пиво пить. Выпил кружку, другую, тут дружбанки – Серега с Костькой подгребли, портвейну налили… Ну и я развязался – тряхнул мошной…

      – Купец Копейкин гуляет…

      – Взяли мы на все «зубровки» да и сорвались под Москву, в Костькину деревню… Так сказать, на отдых и простор…

      – И не икалось вам… Мамаша как пропажу обнаружила, так ее чуть Кондратий не хватил!

      – Пилось попервоначалу хорошо, легко. А в деревне – уже и не помню. На самогон на какой-то набрели да на брагу. Так на неделю и загудели… – Толик перевел дух, в два глотка допил чай. – А потом – аж вспомнить страшно. Стала мне теща моя являться – то ли во сне, то ли наяву, разве разберешь, когда пьешь неделю без просыху… Почему-то на две головы меня выше, вся в белом, как в саване, в одной ручище те акции держит да трясет ими, другой – горло мое достать пытается да шепчет с придыханием: «Задушу паразита… Задушу…» И вонь изо рта сивушная, и глаза светятся, что твои угли…

      Короче, перепугался я – жуть. Как просветлит – чувствую, «белка» идет. Ну и рванул первой же электричкой на Москву… Как к ней через лес бег, все казалось – гонится кто за мной, да голос тещин: «Задушу… Задушу…»

      Весь путь в тамбуре ехал – там люднее, не так страшно, а только шептать начинает, я к бутылке с самогономто и приложусь… На подходе к дому друганы перехватили, портвейном подмогли, пришел уже к двери «автопилотом», открыл кое-как…

      А тут сама Авдотья Никитична подвинулась, громадная, как бронепоезд.

      «Где акции, гад?»

      «Продал».

      «А деньги? Пропил?»

      «Чуточку… Да рази их все пропьешь?!»

      "Сколько всех-то?"

      «Мильоны…»

      «Где?!».

      «Там», – махнул я рукой в сторону туалета и отключился.

      Очнулся на белых простынях. Лежу тихо, как мышь, трясун ознобить начинает… Теща появляется, да стакан ко рту.

      – Похмеляйся, милок. Только но чуть-чуть, не в раз.

      И стакан мне протягивает.

      Вот она, думаю, горячка, началась…

      – Мамашка моя как узнала, что деньги целехоньки, – прямо не своя стала!

      Пока Толик по селам самогоном наливался, закрылось это «МММ» и сбережения у людей пропали. А ее – не только вернулись, так еще и нажили сколько!

      Самолично Толю из запоя выхаживала, что