Слишком много привидений. Виталий Забирко

ло телевизора. С некоторых пор, точнее, уже полтора месяца, я и вида светящегося экрана не переносил. Будь это обыкновенная телефобия – ещё полбеды. К сожалению, дела обстояли значительно хуже.

      – Имитация? – равнодушно спросил я у бармена, кивнув на вентилятор под потолком. Движения воздуха в погребке не ощущалось.

      Владик мельком глянул на вращающиеся лопасти, пожал плечами.

      – Не знаю, – сказал он, протирая полотенцем бокал. – Ёсе нравится…

      Я машинально кивнул. Мне было абсолютно всё равно: гоняют лопасти вентилятора воздух, или нет, – свои проблемы глодали душу. А спросил просто так, ради красного словца. Почти как в анекдоте, когда пьяный посетитель придирается к официанту, ища в ответах предлог, чтобы дать в морду. Не с моими габаритами затевать драку, но морду кое-кому действительно хотелось набить. Не Владику, естественно, – ему-то за что? – а господину Популенкову. Однако осуществить желание я не мог. И вовсе не из-за своего хилого телосложения. Господина Популенкова сорок дней назад похоронили.

      Я сделал глоток коньяка и мысленно пожелал господину Популенкову перевернуться в гробу. Легче не стало. Как не стало бы легче, будь Популенков живой, и мне, не взирая на его многочисленную охрану, удалось бы набить ему морду.

      Пакостное настроение настолько задурманило голову, что я потерял самоконтроль и, вертя в руках пузатенькую рюмку, пробормотал:

      – Сейчас Люся бокал разобьёт…

      Предсказание вырвалось непроизвольно, я запоздало спохватился, но было поздно. Сзади послышался звон разбившегося о пол бокала с коктейлем, соскользнувшего с подноса официантки.

      Брови у Владика подскочили, он внимательно посмотрел на меня, в зал, снова перевёл взгляд на меня.

      – У тебя глаза на затылке? – поинтересовался он.

      – Интуиция…

      Изображая на лице полное равнодушие, я пожал плечами, допил коньяк, бросил в рот пару орешков арахиса и пододвинул рюмку к бармену.

      – Повтори.

      Владик плеснул в рюмку коньяку.

      – Если что-нибудь ещё предскажешь, – сказал он, – весь вечер будешь пить за мой счёт.

      – Уговорил, – кисло улыбнулся я, но на душе оттаяло. Ничего страшного не произошло, даже наоборот. Не то, что полтора месяца назад, когда на меня впервые снизошло озарение. Впрочем, случай тогда был гораздо сложнее…

      Мимо стойки с пустым подносом проскользнула расстроенная официантка.

      – Люся, держи себя в руках, – коротко бросил Владик.

      – Да пошёл ты со своими советами… – сквозь зубы огрызнулась официантка, швырнула на стойку листок с заказом и скрылась в подсобке. Тотчас оттуда появилась уборщица и принялась сметать с пола осколки и замывать пятно. Минуты не прошло, как на паркете и следа не осталось.

      Владик проводил невозмутимым взглядом уборщицу, посмотрел на оставленный Люсей листок и взял в руки шейкер. Длинноволосый парень в джинсовой безрукавке на голое тело, сидевший за стойкой на другом конце, шумно вздохнул.

      – Холодное пиво имеет два недостатка, – философски изрёк он, глядя в никуда потухшим взглядом и оглаживая ладонью запотевший стакан. – Первый: рано или поздно оно становится тёплым…

      Он с сожалением посмотрел на полупустой стакан, залпом допил пиво и застыл в прострации. Вопреки философским рассуждениям лицо у него было отпетого уголовника, а руки покрывала цветная татуировка змеи, обвившейся вокруг внушительных бицепсов. Голова змеи покоилась на правой ладони, хвост – на левой.

      – А второй? – поинтересовался Владик, мастерски жонглируя шейкером.

      – Что – второй?

      Парень недоумённо уставился на бармена. Похоже, философская сентенция вырвалась из него столь же непроизвольно, как у меня предсказание о разбитом бокале.

      – Второй недостаток холодного пива, – напомнил Владик.

      – А, второй… – поморщился парень и опять тяжело вздохнул. В его вздохе сконцентрировалась вселенская скорбь. – Пива всегда мало…

      Владик хмыкнул, поставил на стойку два бокала, разлил в них из шейкера коктейль. Затем открыл холодильник, извлёк бутылку «Holsten», откупорил и послал её по стойке лохматому парню.

      – Держи. На этом, Шурик, твой кредит заканчивается.

      Парень повеселел.

      – Спасибо, Влад! Никто, кроме тебя, не понимает душу вольного художника. – Пиво забулькало из бутылки в стакан. – На следующей неделе халтуру закончу, все долги верну, – пообещал он.

      Орешек арахиса в стоящем передо мной блюдце вдруг задрожал, сполз на стойку и начал крошиться, будто кто-то маленький и невидимый грыз его. Только этого не хватало! Я покосился на Владика и осторожно заслонил крошащийся орешек рукой.

      И тут «увидел», что произойдёт дальше. Предчувствие мордобития оправдывалось на девяносто процентов, не дотянув до ста лишь потому, что мордобитие мне предстояло лицезреть, а не участвовать в нём. Я усмехнулся и поманил пальцем бармена.

      – Сейчас твой должник