Наполеон и его женщины. Ги Бретон

поверхностного осмотра своей собственности Бонапарт, движимый естественным желанием перейти к более углубленной проверке, отнес Полину на кровать и раздел ее. А затем, к полному удовлетворению обоих, он доказал ей, что четыре месяца боев и походов ничуть не угасили его пыл.

      Тяжело дышащий и улыбающийся главнокомандующий, вытянувшись на помятых простынях, наслаждался своим блаженством. Неожиданно он повернулся к Полине и спросил:

      – А ребенок?.. Наш ребенок?

      Молодая женщина, опустив голову, призналась ему, что пока ничем порадовать его не может.

      Бонапарт вдруг рассердился, встал с кровати, быстро оделся и, верный своей привычке обо всем кому-нибудь рассказывать, тут же отправился к Бертье. Прямо с порога он заявил:

      – Я хотел, чтобы она родила мне ребенка… Я бы женился на ней… Но эта глупышка никак не может забеременеть!

      И, не дожидаясь ответа, поспешно удалился. Это вскоре стало известно Полине.

      – Честное слово, – воскликнула она. – Не я тому виной!

      И, кстати, была довольно недалека от истины!

      Прошло несколько дней после этой короткой размолвки, и Бонапарт снова стал любезным с Полиной. Он частенько вызывал ее по вечерам во дворец Эльфи-бея и делился с ней своими тревогами. Ибо никогда ранее положение его не было столь опасным: его военная неудача должна была радовать ненавидевших его членов Директории; Восточной армии, численный состав которой сократился до двадцати пяти тысяч человек, угрожало новое нападение турок, а самому ему грозило восстание египтян…

      А кроме того – этого он, естественно, любовнице не говорил, – его продолжало угнетать сообщение Жюно.

      Он пришел бы в еще более дурное расположение духа, если бы узнал о том, что в Мальмезоне, который он купил, взяв деньги в долг, Жозефина начала разорительную перестройку, изображая из себя полновластную владелицу замка. По вечерам вместе со своим дорогим Ипполитом Шарлем она прогуливалась по аллеям, и запоздалые прохожие с Сен-Жерменской дороги часто видели их. Из-за маленького роста этого бывшего офицера они полагали, что гражданка Бонапарт гуляла в обнимку со своим сыном Евгением…

      Одна из сердобольных соседок, увидевшая эту идиллическую сцену, быстренько вернулась домой, чтобы написать эти любопытные строки:

      «С дороги видно, как вечерами при свете луны она в белом платье с вуалью ходит под руку со своим сыном, на котором надет черный или синий костюм, и это производит фантастический эффект: можно подумать, что это гуляют две тени. Бедная женщина! Вероятно, она думает о своем первом муже, убитом палачами Революции! Или же о том, кого ей дал Господь и кого в любой момент может лишить жизни шальное ядро. Как он там слушает мессу среди этих турок?»

      Но мысли Жозефины были не столь благочестивыми. После прогулок она увлекала господина Шарля на большую кровать и занималась с ним «строительством довольно смелых пирамид»…

      Между тем Бонапарт продолжал страдать и не зная этих подробностей. Изредка, наклоняясь над