Пожиратели облаков. Дэвид Шейфер

что просто не зафиксировать. Дети для него были эдакой стаей поднадзорных, фактически в загоне. Он же был нанятым по контракту пастухом, и власть его над ними исходила из большей физической силы; из того, что он мог быстро оттащить, а если надо, то поставить в угол, а если не помогает и это, то и отшлепать ребенка, машущего палкой как палицей, а скакалкой как удавкой. Детям редко когда представлялся даже шанс – во всяком случае настоящий – побыть самими собой, и потому Лео как мог предоставлял им такую возможность, чтобы видеть, как они выражают свои чувства, предпочтения и позывы. В эти минуты, или когда он опускался между ними на колени, молча наблюдая за очередной их ссорой или примирением, Лео чувствовал и сознавал их маленькое сообщество. Хотя в целом понимания о мотивах происходящего у него было не больше, чем у какого-нибудь взъерошенного репортера на площади Тахрир[16]. При этом ему не хотелось выдавать себя перед ними за некоего арбитра, мудреца для несмышленышей.

      В работы не своего профиля Лео старался не скатываться. На его добросовестность в исполнении порученного коллеги могли вполне положиться; лямку своих обязанностей в подготовишке он тянул вполне себе исправно, в чем-то даже преуспевал. В круг его забот входил догляд за поведением от легкой до средней степени, ну и, понятно, физическое вмешательство при улаживании споров. Удавалось это Лео хорошо, и все его в «Новом дне» любили и жаловали.

      Пока не появилась Шэрон. Она тут же начала до него довязываться насчет задержек. Временами его подмывало спросить: «Ты что, не видишь, что, кроме тебя, до этого здесь никому нет дела? Ну, опаздываю я на пятнадцать минут. Зато ты вон весишь пятнадцать лишних кило. Может, на этом и сойдемся?» Вслух он, впрочем, этого не произносил. К своей работе Лео относился с симпатией и опасался, что Шэрон его таким образом подсиживает, чтобы турнуть. Нет, ну в самом деле: то, что он опаздывает, всем до лампочки. Зато уходит всегда почти последний. И дверей на нем девять, которые надо проверить и запереть, и журнала три, которые подписать перед сдачей, и только тогда уже можно уйти: сидишь ждешь как на привязи. Раз в неделю именно он, Лео, оставался для приемки уборщиков – разномастной артели мексиканцев в форменных куртках. Для таких уборка в подготовишке, должно быть, не тягость, а так, раз сплясать. Он почему-то представлял, что основная работа у них – чистка злачных мест после пожаров и самоубийств.

      Два-три раза в месяц Лео гарантированно выпадало засиживаться с гиперактивным мальчиком по имени Малькольм, чья мать затем под визг тормозов приносилась на своем «BMW», отчаянно за все извиняясь с умоляющим выражением лица. Надо сказать, что согласно полису и контракту с «Новым днем» подобный родитель должен был за такую задержку платить – доллар в минуту за ребенка, оставшегося после 18.00. С этой глупой карательной мерой Лео в душе не соглашался, а потому втихую скащивал маме Малькольма сумму долга, занижая срок опоздания до пятнадцати минут. В последнюю свою задержку она вжала Лео в ладонь купюры прямо

16

Площадь в Каире, главная точка протестов во время «арабской весны» в Египте в 2011 г.