Не говори, что у нас ничего нет. Мадлен Тьен

ей, прикрыв правый глаз ладошкой.

      – Доброе утро, маленькая чертовка, – сказала Большая Матушка.

      Девочка переменила руки и прикрыла левый глаз.

      Большая Матушка цыкнула.

      – Наглая мартышка!

      – Отец меня так называл, – сказала Завиток. – Вот теперь вспомнила, – сестра села, и волосы хлынули у нее по плечам. – А почему ты сюда не идешь? Тут тепло.

      Большая Матушка медленно поднялась на ноги. Все тело болело. Оно старело и делалось бесполезным – вне всякого сомнения, итог бесконечных митингов и политинформаций. Партийная пропаганда глушила мысли, окутывая густым тестом умственной отсталости.

      – Что случилось? – спросила Завиток. – Почему ты плачешь?

      – От радости, – солгала Большая Матушка.

      Ее сестра рассмеялась. Девочка тоже прыснула.

      Подмигнув девочке, Большая Матушка подхватила картонную коробку и поставила ее на канг рядом с сестрой.

      Завиток пристально поглядела на коробку, словно та напомнила ей о ком-то, кого она много лет не видела. Она протянула руку, потянула за петлю, и бечевки распустились. Завиток подняла крышку и сдвинула ее в сторону. Она уставилась на тридцать одну тетрадь – все главы Книги записей, что удалось отыскать Вэню.

      – Но… – она коснулась угла коробки. – Я же знаю, что это невозможно.

      – Скажем так – божество книг позвало их домой.

      На следующее утро, в автобусе на Шанхай, провидение поместило Большую Матушку на соседнее сиденье с крепкой молодой женщиной, женой председателя сельсовета.

      – Далеко от дома забрались, а? – сказала молодая женщина, развернув красный платочек, расправив его на коленях на манер скатерти и насыпав туда внушительное количество подсолнечных семечек.

      – В нашей огромной и славной стране, – нежно сказала Большая Матушка, – мы везде дома.

      – Истинная правда! – сказала женщина, перебирая пальцами семечки, словно вылавливала в них серебряную монету.

      За окнами пролетал пробуждавшийся в первом свете утра пейзаж. На сиденьях вокруг все спали или притворялись спящими. Молодая женщина предприняла терпеливую попытку выудить из Большой Матушки причину ее визита в Биньпай (“А кто, вы говорите, ваша сестра? Та молодая дама, что раньше пела в чайных?”), влезая под кожу Большой Матушке, точно иголка. Большая Матушка, созерцая росшую на полу кучку подсолнечной шелухи и размышляя в самом общем смысле об алчности, что подстрекает к войнам и оккупациям, и о кровавых разгулах гражданской войны, открыла термос и щедро налила своей спутнице чашку чаю. Как часто случалось, по внезапному наитию Большая Матушка Нож решила подправить свою стратегию.

      – Приятно было, – начала она, – воочию увидеть земельную реформу тут в селе, во всей ее славе.

      – Гениально! – веско сказала молодая женщина. – Придуманная – нет, написанная как музыка! – самим Председателем. Программа мысли, которой нет равных во всей истории человечества, будь