Иностранный русский. Татьяна Шахматова

на меня исподлобья и тут же отвел глаза.

      – Что вы хотели? – поинтересовалась Каролина, и я понял, что прервал какой-то важный разговор.

      – Я по поводу…

      И тут до меня дошло. Несмотря на то что рапорт я так и не составил, заведующая не оставила без внимания мое сообщение о марихуане в туалете.

      Я объяснил, что пришел за записями для речевых разминок, но если заведующая позволит, то мне тоже есть что сказать по поводу поведения Мохаммада.

      Каролина несколько секунд смотрела прямо мне в глаза, и во взгляде ее отразилась нерешительность. Было непонятно, уходить мне или остаться, но она вдруг сделала шаг назад, пропуская меня в класс.

      Мохаммад одарил меня своим знаменитым косым взглядом и снова опустил глаза. Парень явно нарывался: он стоял вальяжно, опираясь задницей на стол преподавателя, скрестив ноги и руки.

      – Курсант, почему так стоите некрасиво? – поинтересовался я, но он только непонимающе посмотрел сначала на меня, потом на Каролину, мол, чего это я вообще хочу.

      – Прямо встаньте, – небрежно бросила Каролина, а Мохаммад неожиданно среагировал, хотя и в моей, и в ее фразе все слова были знакомые. У восточных людей ничего не бывает просто так – язык тела они используют не хуже обычного языка. Это я усвоил прочно. Видимо, Мохаммад решил подпилить мой титул раиса.

      – Что вы хотели сказать, Александр? – спросила Каролина.

      – По поводу курения в туалете…

      – Да, курить в туалете нельзя! Строго нельзя! Никогда! Марихуану нельзя. Анашу нельзя. Сигареты тоже нельзя! Вы меня поняли? Нельзя! – подхватила Каролина, не дав мне договорить.

      – Конечно, париподаватэль, – тихо сказал Мохаммад.

      Его живое лицо осунулось, стало грустным, и по всему было видно, что даже мысль о разлуке с Мариванной давалась ему нелегко.

      – Преподаватель, – строго поправила Каролина.

      – Париподаватель, – повторил Мохаммад, намеренно искажая, и улыбнулся.

      – Идите в комнату, – махнула рукой Каролина, после чего повернулась ко мне. – Он один курил?

      – Нет, я, кажется, говорил… – начал я и замолчал, потому что вспомнил, что тогда перед заседанием кафедры, когда она носилась как ужаленная, я не успел назвать имен курильщиков. Значит, они тут разговаривали не о марихуане… Интересно, о чем?

      – Он был с Захаруллой и с одним из ваших, кажется, Мустафа, – сказал я.

      – Да. Спасибо. Поняла. – Она выпрямилась и твердо проговорила, глядя мне в глаза слегка сощурившись, без улыбки, но как-то на удивление мягко. Так она, оказывается, тоже умела. – Пока рапорт не пишите, хода не будем давать.

      – Я сам хотел просить вас об этом, – ответил я, опуская глаза, чтобы она не заметила, что я знаю о том, что она соврала мне.

      Каролина слегка улыбнулась, показывая, что разговор окончен, повернулась на каблуках и бросила уходя:

      – Ищите свои записи, удачи!

      Она вышла, покачивая бедрами, как каравелла на легких волнах.

      Пока Каролина