Имя на площади Победы. Яков Алексейчик

и речи не было. За время лечения Георгий по переписке с родителями жены узнал, где находится Елена.

      Г. В. Заборский в госпитале в Ессентуках в 1941 году

      И в октябре 1941 г. уехал с Северного Кавказа на Урал, в город Троицк Челябинской области, в котором базировалось полдюжины госпиталей. Там продолжал лечение. В госпитале № 2155 рядовой Заборский получил инвалидность и был уволен из армии. Потом они с женой сняли квартиру в доме 33 в Комсомольском переулке Троицка.

      Пришлось начинать новую жизнь в новом состоянии. Это была жизнь, как принято в таких случаях говорить у медиков, с ограниченными физическими возможностями.

      То, каково ему было, хорошо иллюстрируют записки заслуженного архитектора БССР В. М. Волчека – пожизненного друга Георгия Владимировича.

      Они познакомились еще во время учебы в Ленинграде, правда, Волчек шел тремя курсами раньше. В своих воспоминаниях, озаглавленных как «Эпизод военных лет с продолжением», Виктор Матвеевич пишет, что дивизию, в которой он воевал под Сталинградом, в самом конце 1942 г. передислоцировали в Челябинск для пополнения. Ему представилась возможность «отдохнуть душой и телом». И однажды на концерте Ленинградского симфонического оркестра он услышал «хрипло-клокочущий звук», которым был сформулирован вопрос: «Витька! Это ты?». Волчек обернулся: «На меня глядело лицо, сильно напоминающее моего друга по учебе в Ленинградской Аадемии художеств. Но тот был атлетического телосложения с постоянным румянцем на лице. Сейчас же на меня смотрел человек, бледный до желтизны, с изможденным лицом. Видя мое изумление, сидящий сзади, прохрипел: «Это я, Заборский!». Сидящие рядом зашикали. Мы вышли в фойе, где дали волю нахлынувшим на нас чувствам. Расцеловались и долго сжимали в объятиях друг друга. Успокоившись, но продолжая недоумевать, я внимательно рассматривал изменившегося друга. Он был в обмундировании самой низкой категории «б/у», от многочисленных стирок потерявшем первозданный цвет «хаки».

      – Жора, откуда ты? Что с тобой случилось? Что ты делаешь здесь, в Челябинске?..

      Я смотрел в его помутневшие, выцвевшие, когда-то васильковые глаза, и мне стало страшно. Дошел! Как свирепо обошлась с ним военная судьба!…Превратила геркулеса в почти сгорбившегося старика…».

      Вот тогда у Волчека и мелькнула мысль, что его давний товарищ несколько тронулся умом. Он, оказывается, приехал из Троицка в Челябинск искать соответствующие материалы, поскольку создавал проект монумента, который после победы должен быть установлен в Минске. О каком монументе победы можно думать, если враг еще силен, если «после позорного разгрома под Сталинградом он окончательно может озвереть», удивлялся Волчек, но тогда про себя решил, что ватман товарищу все-таки надо найти. Потому «на следующий день я вручил ему пять листов бумаги. Мы расстались. Он – в госпиталь, я вновь на фронт».

      Слава Богу, Волчек ошибся. С физическим здоровьем дела у его друга улучшались.