Легенда о сепаратном мире. Канун революции. Сергей Мельгунов

союзников в борьбе (как то было на Балканах) и т.д. Трудно найти более яркую иллюстрацию, чем ту, которую представляет обращение бельгийского посланника 17 июля 1915 г. в русское министерство ин. д. за поддержкой против домогательства Франции присоединить к себе в будущем Люксембургское герцогство, т.е. тот Люксембург, грубое нарушение нейтралитета которого немцами вызвало в начале войны всеобщее общественное негодование и сделало маленькую герцогиню с ее символистическим протестом даже героиней дня7.

      В плоскости этих грубых материальных отношений и надлежит рассматривать вопрос о сепаратном мире – зарождение мысли в некоторых общественных кругах о необходимости выхода России из войны. Стоял ли, однако, перед Россией этот вопрос в сознании носителей верховной власти? Если вслушаться в речи оппозиционных режиму дореволюционных политиков, то может показаться на первый поверхностный взгляд, что страна действительно находилась на краю пропасти. Такое настроение символистически можно представить словами, будто бы сказанными лидером «октябристов» Гучковым в августе 1915 г. – с большим волнением и со слезами на глазах: «Россия погибла. Нет больше надежд». Так вновь записал Палеолог со слов Брянчанинова, говорившего ему о государственном перевороте, как о последнем шансе спасения. В таких же выражениях секретные агенты передавали и впечатления видного промышленника Рябушинского после поездки на фронт: «Россия на краю гибели: еще немного, и будет поздно». Много раз нам придется отметить, что подобный пессимизм, вызванный обостренным чувством современников и, вероятно, преувеличенный в беседе с французским послом, не соответствовал реальной обстановке. Во всяком случае, он был совершенно чужд имп. Николаю II вплоть до трагических для власти предреволюционных дней: ему всегда казалось, что в России все в общем благополучно. «Единственное исключение, – как выразился он в письме к жене 9 сент. 1915 г., – составляют Петроград и Москва – две крошечные точки на карте нашего отечества». При таком восприятии не могла в мозгу родиться даже мысль о сепаратном мире – «позорном» для престижа верховной власти, которой руководит Божественное Провидение. В мистической концепции имп. Александры Федоровны, сливавшей национальный интерес с династическим, честь и «прерогативы самодержца» стояли еще выше: «Это должна быть твоя война, твой мир, слава твоя и нашей страны», – писала она 17 марта 1916 г.

      И тем не менее вокруг этих имен сплелась паутина сепаратного мира. Чрезв. След. Комиссия должна была в ней разобраться; поскольку данные о ее работе опубликованы, можно сказать, что она не сумела этого сделать – может быть, и не могла. За нее произвел такую работу советский историк Семенников, пользуясь в значительной степени тем «романовским архивом», который фактически был в распоряжении Чр. След. Ком. Семенников собрал почти исчерпывающий материал о сепаратном мире в дореволюционное время8. Ниже мы отметим ту группу материалов

7

В книгах «Политика Романовых» и «Крушение монархии». В эмигрантской литературе материалы и выводы Семенникова изложил Чернов в своем труде «Рождение революционной России», пользуясь, однако, позднейшим сокращенным изданием первой книги Семенникова «Романовы и германское влияние».

8

Письмо Васильчиковой косвенно как бы подтверждало информацию, полученную в Петербурге мининистром иностранных дел еще в декабре. Так, Сазонов тогда телеграфировал русскому послу в Париже Извольскому: «Сюда также доходят слухи о возможной попытке Австрии заключить отдельный мир, но пока эти слухи еще весьма неопределенны, и их подтверждение представляется гадательным. Во всяком случае, почин подобных переговоров должен принадлежать Австрии, и нам необходимо будет выслушать ее предложение прежде, чем установить наши условия». Иностранные дипломаты спешили предупредить события, и греческий посланник в Петербурге в конце того же декабря, со слов своего сербского коллеги, сообщал в Афины Венизелосу, что в Ставке в связи с прибытием председателя Совета министров Горемыкина происходило обсуждение вопроса о сепаратном мире с Австрией, по условиям которого Россия получала Галицию и проливы.