Капитан флибустьеров. Густав Эмар

но это не все; разве ты забыл, что нам остается сыграть третью партию?

      – У меня ровно ничего нет!

      – Ошибаешься, у тебя есть еще то, что я хочу выиграть.

      – Что же?

      – Жизнь твоя! – вскричал капитан голосом, наводящим ужас. – Не воображаешь ли ты, что я вступил в эту смертельную игру с тобой из одного низкого наслаждения отнять золото, которое я презираю? Нет, нет, мне нужна твоя жизнь! Чтоб выиграть ее, я ставлю все твое состояние, которое теперь перешло ко мне, и свою жизнь в придачу. Кто проиграет, пустит себе пулю в лоб тут же на месте, при всех.

      Содрогание ужаса пробежало, подобно электрическому току, по рядам Береговых братьев.

      – Это безумие, Медвежонок! – вскричал Монбар.

      – Брось, брось! – с живостью вмешались несколько флибустьеров.

      – Братья, – ответил Медвежонок с бледной улыбкой, – благодарю вас за участие, но я твердо решился. Впрочем, будьте спокойны, я играю наверняка; человек этот заранее осужден; страх уже одолел его, одна гордость еще поддерживает его силы. Я согласен, однако, дать ему последнюю возможность спасти свою жизнь: пусть он публично сознается в своих преступлениях и смиренно попросит у меня прощения. С этим условием я готов простить его.

      – Никогда! – вскричал буканьер в порыве неудержимого бешенства. – Твоя жизнь или моя, пусть будет так! Один из нас лишний на земле и должен исчезнуть. Сыграем же эту партию, и будь ты проклят!

      Он бросил кости, отвернувшись. Крик ужаса раздался в толпе.

      На верхней грани каждой кости было по пяти очков.

      – Да, до победы рукой подать, – капитан равнодушно пожал плечами, собирая кости, – но не торопись торжествовать; ты ближе к смерти, чем полагаешь.

      – Да играй же наконец! – вскричал буканьер задыхающимся голосом, дико тараща глаза в невыразимой тоске.

      – Братья, – заговорил Медвежонок все с тем же полнейшим хладнокровием, – это Суд Божий. Чтоб доказать, что человек этот безвозвратно осужден Божественным правосудием, я не коснусь стакана; один из вас бросит кости вместо меня.

      – Не я! – вскричал Монбар. – Не стоит испытывать терпение Всевышнего!

      – Ошибаешься, брат; напротив, этим воочию будет доказано Его могущество и правосудие. Бери кости и бросай.

      – Клянусь честью, я не сделаю этого!

      – Прошу тебя, брат.

      Монбар колебался.

      – Да бросай же кости, разве ты трусишь? – повторял безотчетно Пальник, съежившись, точно тигр, готовый прыгнуть на добычу, судорожно ухватившись за край стола и с неподвижным, диким взглядом.

      Медвежонок почти насильно вложил стакан с игральными костями в руку Монбара.

      – Бросай без страха, – сказал он.

      – Да простит мне Господь! – пробормотал Монбар и бросил кости, отворачиваясь.

      В ту же минуту раздался пронзительный, нечеловеческий крик, чья-то рука внезапно дернула Медвежонка назад, грянул выстрел, и пуля со зловещим свистом засела в одной из балок потолка.

      Все это совершилось так быстро, что крик отделяло от выстрела всего лишь одно