На выручку юному Гасси. Этот неподражаемый Дживс. Вперед, Дживс! Посоветуйтесь с Дживсом. Пелам Гренвилл Вудхаус

за всю историю человечества, пришлось испытать моей дражайшей родственнице.

      – Вполне возможно, что так, сэр.

      – Может, поутихнет немного, а? Перестанет важничать и смотреть на меня сверху вниз?

      – У вас есть все основания на это рассчитывать, сэр.

      Я с радостным воплем вылетел из комнаты.

      Уже на подступах к берлоге тети Агаты я понял, что веселье в полном разгаре. Какие-то типы в униформе и стаи перепуганных горничных околачивались в коридоре, а за стеной был слышен нестройный гул голосов, перекрываемый зычным контральто тети Агаты. Я постучался, но никто не обратил на мой стук никакого внимания, поэтому я просочился в номер. Среди присутствующих я разглядел бьющуюся в истерике горничную, тетю Агату с грозно взъерошенными волосами и типа с бакенбардами, похожего на бандита, – управляющего гостиницы.

      – Привет, – сказал я. – Всем-всем привет.

      Тетя Агата сердито на меня шикнула. Бертрам у нее не удостоился приветливой улыбки.

      – Ради бога, оставь меня в покое, Берти, – отмахнулась она, и по ее взгляду я понял, что мой приход – последняя капля, переполнившая чашу.

      – Что-то случилось?

      – Да, да, да! У меня пропал жемчуг!

      – Жемчуг? Вы говорите – жемчуг? – сказал я. – Ну да? Неприятная история. А где вы в последний раз его видели?

      – Какая разница, где я в последний раз его видела? Его украли.

      Тут Уилфред – Король Бакенбардов, который, как видно, отдыхал в перерыве между раундами, снова выскочил на ринг и быстро-быстро залопотал по-французски. Видно, эта история задела его за живое. В углу безутешно рыдала горничная.

      – Вы уверены, что везде смотрели? – спросил я.

      – Ну конечно, уверена.

      – Знаете, как это бывает – я, например, сто раз терял запонку для воротничка, а потом…

      – Не своди меня с ума, Берти. У меня и без твоих глупостей голова идет кругом. Помолчи, пожалуйста. Замолчите все! – гаркнула она голосом, которому позавидовал бы старший сержант морской пехоты; такой голос был, вероятно, у той Мэри, которой приходилось скликать домой стадо, пасущееся на другом берегу реки Ди. И, повинуясь мощному магнетическому импульсу, излучаемому ее стальной волей, Уилфред тотчас замолк, словно на полном скаку налетел на кирпичную стену. Слышны были лишь стенания горничной.

      – Послушайте, – сказал я. – У меня впечатление, что эта девушка чем-то расстроена. Мне кажется, она плачет. Вы, возможно, этого не заметили, но я, знаете ли, очень наблюдателен.

      – Она украла мой жемчуг! Я абсолютно уверена.

      Ее слова вывели из комы управляющего, но тетя Агата с ледяным спокойствием прервала лопотание француза и протянула тоном великосветской дамы, которым она привыкла отчитывать нерадивых официантов:

      – Я вам в сотый раз повторяю, любезнейший…

      – Послушайте, – сказал я, – неловко прерывать вас, вы уж простите, но вы не это ищете?

      Я достал из кармана ожерелье и поднял его над головой.

      – Похоже на жемчуг, верно?

      В жизни не испытывал такого удовольствия. О таких мгновениях рассказывают внукам