Битва за Рим. Колин Маккалоу

дома, я готова жить среди руин, лишь бы тоже где-то чувствовать себя хозяйкой! Говорю это не в укор и не для того, чтобы тебя обидеть. С первого дня, когда твой брат и я переехали к вам, ты вела себя безупречно. Но пойми и меня! Я мечтаю о своем доме. Не хочу, чтобы слуги обращались ко мне «dominilla»; они должны слушаться меня – а это невозможно здесь, где вся прислуга знает меня с самого детства. Мне необходим клочок земли, по которому можно гулять, я жажду глотнуть немного свободы от этого проклятого города. О, пойми же меня, Сервилия!

      По щекам хозяйки дома скатились две слезинки, губы ее дрогнули.

      – Я понимаю, – выдавила она.

      – Не горюй, наоборот, порадуйся за меня!

      Они обнялись.

      – Сейчас же схожу за Марком Ливием и Кратиппом, – скороговоркой произнесла Сервилия, откладывая работу и накрывая станок. – На одном я настаиваю: надо нанять строителей, которые превратят эту древнюю виллу в подходящее для тебя жилье.

      Однако Ливия Друза не пожелала ждать. Уже через три дня она собрала дочерей, связки книг, прихватила немногочисленных слуг Цепиона и отправилась в Тускул.

      Она не заглядывала туда с детства. Там мало что изменилось: все тот же оштукатуренный домик, желтый, как желчь, почти без сада и надворных построек, душный и темный, лишенный перистиля. Однако брат не терял времени даром: вокруг уже расхаживали люди, привезенные местным подрядчиком; сам он тоже оказался тут как тут и, почтительно поприветствовав новую хозяйку, пообещал, что уже через два месяца дом превратится в уютное гнездышко.

      Самостоятельная жизнь Ливии Друзы началась в хаосе, хоть и не бесцельном: она задыхалась от пыли штукатурки, глохла от стука молотков, визга пил, постоянно выкрикиваемых команд и перебранок на сочной латыни тускуланцев, которые, живя в каких-то пятнадцати милях от Рима, редко туда наведывались. Дочери отреагировали на перемену обстановки в соответствии со своим характером: Лилла, которой исполнилось четыре с половиной года, была увлечена кипящей в доме работой, а сдержанная и замкнутая Сервилия терпеть не могла новый дом, стройку, свою мать – и еще неизвестно, кого или что сильнее. Однако Сервилия никак не выказывала своих чувств, а вдохновенное участие Лиллы в происходящем только усугубляло хаос.

      Доверив дочерей старой няньке и строгому старому наставнику, обучавшему еще Сервилию, Ливия Друза следующим же утром отправилась на прогулку, чтобы полюбоваться красотой зимнего пейзажа и насладиться сельским покоем, сама не веря, что ей удалось наконец вырваться на волю. На календаре была весна, однако зима еще не думала отступать. Великий понтифик Гней Домиций Агенобарб не настоял на том, чтобы коллегия понтификов приводила календарные сезоны в соответствие с природными. В этом году в Риме и его окрестностях зима выдалась мягкой, снег почти не выпадал, Тибр не замерз. В то утро мороза не было, ветер напоминал дыхание спящего, под ногами шелестела свежая трава.

      Ливия Друза чувствовала себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Она прошла по заросшему саду, перелезла через низкую каменную стену, обошла поле, по которому уже успел пройтись