Последняя драма Шекспира. Наталья Александрова

с единственной сальной свечой и разглядывала те карты, которые уже перевернула.

      – Что ты там видишь, старуха? – нетерпеливо окликнул ее Уилл. – Не молчи! Скажи, о чем тебе поведали карты?

      Ведьма не спешила отвечать. Она что-то бормотала себе под нос, шевеля губами:

      – Башня… шут… императрица… Меркурий в четвертом доме… Луна в третьей четверти…

      – Да говори же наконец, а то я отберу у тебя свой пенни! Что меня ждет? Кем я стану? Моряком? Офицером? Богатым купцом или судовладельцем?

      – Погоди, Уилл Шекспир! – недовольно оборвала его старуха. – Экий ты нетерпеливый!

      Она быстро взглянула на Уилла, словно впервые увидела его, часто заморгала, будто собиралась заплакать, и проговорила жалким плаксивым голосом:

      – Вот такие дела, Уилл Шекспир… карты велят мне сделать тебе подарок… подарочек… старая Мегги не может их ослушаться… знал бы ты, как мне не хочется, но что я могу поделать…

      С этими словами она поднялась, прошла в дальний угол своей лачуги и нашла там старый сундучок, обитый полосами ржавого железа. Она открыла этот сундучок и что-то из него достала. Уилл приподнялся, пытаясь разглядеть, что у нее в руках, но в углу каморки было темно, и он увидел только, что там что-то блеснуло, словно старуха держала в руке сгусток дневного света.

      Старая ведьма вернулась к столу, пожевала беззубым ртом и с явной неохотой положила перед Уиллом небольшой шар размером с голубиное яйцо.

      На первый взгляд шар этот был сделан из стекла или хрусталя, но это был странный хрусталь, переменчивый, словно живое существо. То он был прозрачным, как родниковая вода, то внутри него появлялось какое-то темное облачко, которое разрасталось, чернело и наконец заполняло весь шар густой полночной темнотой.

      – Что это? – удивленно спросил Уилл.

      – Для начала загляни в этот шар, Уилл Шекспир! Он расскажет тебе все, что ты хотел узнать!

      Уилл осторожно взял шар в руку, поднял его и сквозь прозрачное стекло взглянул на пламя свечи.

      Огонь, пройдя сквозь стекло, ожил, очистился, стал ярким, словно солнечный свет, заиграл всеми цветами радуги – и вдруг из этого сияния сложилась живая картина.

      Уилл увидел джентльмена, сидящего за письменным столом. В руке у него было гусиное перо, и он водил этим пером по листу бумаги, выводя на нем ровные строки.

      Приглядевшись, Уилл узнал в этом человеке самого себя.

      Это он, только постаревший на несколько лет, писал что-то за столом в полутемной комнате, иногда отрываясь от своей работы и оглядываясь по сторонам, словно в поисках нужного слова.

      – Это я? – растерянно спросил Уилл то ли старуху, то ли хрустальный шар, то ли свое отражение в нем.

      И отражение в шаре ответило ему.

      – Это я! – проговорило оно, как эхо.

      Уилл огорчился.

      Ему хотелось увидеть свое будущее не таким.

      Он надеялся, что его ждут дальние страны, удивительные приключения. Он рассчитывал увидеть в глубине хрустального