Последний рассвет. Мария Хохлова

Лучше проведай Лансере, сейчас ты ему очень нужен, побудь с ним! Я пока хочу побыть здесь, мне так будет лучше!

      Графиня Монтескьери проводила взглядом статную фигуру Бернардоса, который, торопясь и спотыкаясь, поспешил осведомиться о душевном состоянии добряка Лансере. Солнце катилось к горизонту, оно ласково обнимало несмелые робкие волны оранжевым светом, который делили, словно острым ножом, тёмно синие продолговатые и подвижные отрезки. Немногочисленных серых облаков, с лёгкой проседью, едва касались настойчивые лучи, обрамляющих верхушки огненным и нежным шёлком. Воцарившаяся тишина вокруг, после шумной беседы, поедала пространство вокруг, было приятно дышать спокойствием и умиротворением, даже кряхтящий такелаж ни сколько не отвлекал от ностальгических, и уединённых минут, которые целиком и полностью посвящаешь лишь себе.

      – Вы сильный человек!

      – Это так заметно? – смеясь и играючи спросила Аделия, скромно подошедшего к ней весельчака Якова – почему-то была уверена, что составишь мне компанию.

      – Я так настойчив или моё лицо рисует какие-то подсказки? – полюбопытствовал моряк, смущённо потирая ладони.

      – Тебя видно насквозь – воскликнула Аделия – я тебя совершенно не знаю, но уже прониклась к тебе интересом, ты очень напоминаешь мне одного замечательного человека…

      Даже багровый загар не смог скрыть яркую краску, поглотившую его лицо:

      – Я очень признателен…

      Аделия увидела в этом парне знакомые черты добряка Лансере, ни сколько внешне, сколько зацепил её открытый, солнечный внутренний мир, распахнутый как на ладони.

      – Вы другая…

      – Давай без этих правил высокого нравственного тона – перебила Аделия Якова, дружески потеребив за плечё – это скучно, и крайне уныло… Другая? – переспросила она задумчиво.

      – Нет, нет, я совсем не про то, о чём так грубо отозвалась ваша, то есть твоя сестра – он запнулся, откашлялся, и напряжённо продолжил – да, твоя сестра…

      Аделия не сдержавшись, громко рассмеялась, ей было так легко, весело, её смешила неловкость и стеснение моряка, решив, что поступает не красиво, дрожащим от смеха голосом произнесла:

      – Прости, не обижайся, я не со зла!

      – Я знаю – с грустью в голосе ответил он.

      – А как долго ты предан океанским и морским просторам? – полюбопытствовала Аделия, желая искренне задушить настойчивое веселье, и поддержать серьёзный разговор.

      – Недолго, года три наверное… Жаль было покидать мельницу, там осталось моё детство, вся моя жизнь…

      – А зачем же ты бросил то, что тебе искренне нравилось?

      – Меня оттуда выгнали, а точнее выгнал, мой брат. Я бы не сказал, что мы были богаты или зажиточны, главное, не голодали. Не жалел ни здоровья ни сил, работал за троих. Затем наш единственно оставшийся родственник, родной дядя как-то неожиданно для всех заболел и вскоре умер. И крупицы состояния разделил на двоих – он замолк, и нервно потеребил белокурую шевелюру.

      – И