Белый Шанхай. Эльвира Валерьевна Барякина

нажал на кнопку, и всё провалилось во мрак.

      – Хэлло, дорогая!

      – Ты? – выдохнула она.

      Глаза постепенно привыкали к темноте: в воздухе соткалось светлое платье с теперь уже черными маками, потом Нинино лицо в обрамлении кудрей – чудесный призрак, занесенный на край земли.

      Клим ждал, что она скажет. Нина тоже ждала.

      – У нас в вагоне электричество погасло, – наконец выговорила она. – Проводника нет – видно, убежал куда-то…

      Удивляясь собственному хладнокровию, Клим протянул ей ладонь:

      – Пойдем искать твоего проводника.

      Она не оттолкнула его и, опершись на руку Клима, спустилась по ступенькам на землю.

      В других вагонах с электричеством всё было в порядке: Нина то входила в золотые квадраты света, лежащие на насыпи, то вновь пропадала во тьме. Под ногами шуршали мелкие камешки; в прохладном воздухе аромат Нининых духов мешался с запахом дыма.

      Довелось же встретиться! По телу Клима перекатывались волны горячей дрожи; сердце оглушительно билось, по лицу гуляла недоверчивая ухмылка. Он и верил, и не верил в случившееся.

      – У тебя в Линьчэне дела? – спросил Клим.

      – Да.

      – Где ты живешь?

      – В Шанхае.

      – А чем занимаешься?

      – Всем понемногу.

      Нина не желала рассказывать о себе. Спрашивать ни о чем нельзя, ревновать нельзя, можно только смотреть на свою жену и внутренне содрогаться: «Как любил её, так и люблю; ничего не изменилось».

      – Бог с ним, с проводником, – внезапно сказала Нина. – Я хотела почитать, но сейчас всё равно поздно.

      Вот, собственно, и всё. Виде́нию пора домой, в его сказочные миры.

      – Ты где остановился? – спросила Нина. – Хочешь, в мое купе пойдем? У меня одно место свободное.

      Словно удар невидимой бесшумной бомбы по груди.

      – А Лабуда возражать не будет? – хмуро осведомился Клим.

      – А я должна спросить у него разрешения?

      Клим вошел вслед за Ниной в темный коридор вагона и включил фонарь, чтобы ей было легче найти свое купе. Он ждал подвоха, появления заспанного любовника или Нининых насмешливых слов: «Прости, я пошутила»… Но ничего подобного не произошло.

      Она взялась за бронзовую ручку и отодвинула дверь в сторону.

      – Заходи.

      Купе первого класса: полуопущенная штора, смятая постель, безжизненная лампа над изголовьем.

      – Чемодан закидывай на верхнюю полку, – распорядилась Нина. – Спать можешь на диване.

      Клим повесил пиджак на одну из вешалок и развязал галстук. О, господи, зачем Нина позвала его к себе?

      – Выключи, пожалуйста, фонарь, – попросила она и, встав одним коленом на постель, потянула вниз оконную штору.

      Темнота была настолько густой, что возникла иллюзия громадного пространства – словно вокруг ничего не было, кроме вселенской пустоты.

      Столько месяцев прошло, а каждый Нинин вздох, каждый шорох были знакомы. Вот она вынула гребень из волос,