Яркие пятна солнца. Юрий Сергеевич Аракчеев

и дома: живет он один, его комната – тоже особый мир, с удочками, фотографиями, потрепанными географическими картами, картинами, канарейкой в клетке, рыбками в аквариуме, двумя кошками и собакой…

      Я прямо-таки влюблен в Гаврилыча. По голубой и скрипучей ночной – волшебной! – дорожке он привел меня в этот чудесный сверкающий мир, чтобы отмыть, очистить – как он отмывает, осветляет потемневшие от времени картины… Я влюблен в него, и несмотря на то, что ну абсолютно нет клева, я смотрю на него с благодарностью…

      Но вдруг вижу: что-то странное творится с волшебником-реставратором. Он суетится на своем чемоданчике, взмахивает нелепо руками, и вообще маленькая скрюченная фигурка его выражает азарт, энергию, чуть ли не боевой задор. В чем дело?

      Наконец сердце мое подпрыгивает – я догадываюсь! – немедленно бросаю на снег недоеденную булку, хватаю пешню, удочку, бегу, неуклюже вскидывая ноги, чтобы не упасть, все-таки падаю, теряю и нахожу удочку, опять бегу, задыхаясь… Наконец – «на втором дыхании» – прорублена лунка, голыми красными руками лихорадочно вычерпаны шуршащие, скользкие ледяные осколки (оставил на старой лунке черпак!)… Вот оно! Я не успеваю даже насадить мотыля – скрюченные пальцы не слушаются – и ловлю на высосанные лохмотья: таскаю одного за другим ленивых, толстых окуней, зеленых, с черными поперечными полосами… Окуни разевают рты, ловят воздух, шуршат, ворочаясь на снегу, а грудные алые плавники их светятся, горят на солнце, словно тайные сокровища подводного царства…

      И теперь мне снова ясно, что подо мной в глубине – золотое песчаное дно, а в прозрачной воде среди изумрудных зарослей плавают большие красивые рыбы. Множество разных рыб… Солнце просвечивает сквозь заснеженный лед, и в золотом свете его – все как в сказке…

      Однако чудеса недолговечны. После одной из поклевок я погорячился, потянул резче, чем следует, натяжение лески вдруг ослабло, и я понял, что это – обрыв. Пока бегал к чемоданчику, оставленному около старой лунки, окоченевшими пальцами привязывал новую мормышку, неловко насаживал мотыля, стая окуней, очевидно, ушла с этого места. Напрасно я, затаив дыхание, ждал, пытался всячески раздразнить рыбу новой мормышкой. Поклевок не было.

      У Андрея Гаврилыча тоже кончился клев, мы пробили еще несколько лунок, пытаясь нащупать стаю, однако все бесполезно. Солнце поднялось высоко и уже припекало спину. От валенок поднимался пар.

      Я сижу на своем чемоданчике и смотрю в небо. Плывут облака, медленно, легко. Я хотел бы полетать в небе.

      Андрей Гаврилыч тоже смотрит на облака. Он пожилой человек, много видевший, и мне очень хотелось бы узнать, о чем он думает, глядя в небо? Что видит там? Хочется ли ему полетать?

      Я приеду сюда летом. Со мной, думаю, будет Она. Найду, конечно же, встречу… Ночью мы разожжем костер. Потом увидим восход солнца. Вместе. Утром уплывем на лодке в туман… Это еще одно чудо. Она будет чудом…

      Хозяин-дед собирается домой. Он ничего не поймал – бегал где-то, пока