Эхнатон. Елена Олеговна Рудакова

Он хочет избавиться от жрецов Амона, а сам делает подарок жрецам Ра… Что ты тут стоишь?!

      Пареннефер окончательно убедился, что старик сошёл с ума. Он говорил так, будто давал какие-то советы фараону, будто живому богу могут что-то советовать жрецы. Сбрендил старик, это точно

      – Скажи мастеру Туту, чтобы изменил надписи на всех чашах, понял?

      – Понял, – Пареннефер собрал всё, что осталось от посуды в мешок, и уже собираясь уходить, добавил, – Но я мог бы изменить надписи на целых чашах прямо сейчас, если в лагере есть подходящая краска.

      Архитектор сказал, что-то утвердительное и отпустил Пареннефера. Тот опять с помощью Майи одолжил у красильщиков внутри храма краску, которая благодаря внушительному оружию Майи, досталась им бесплатно. До заката ему удалось поменять надписи на восьми блюдах и двух маленьких вазах – на всём, что осталось в целости.

      Когда Солнце уже опускалось за Нил, Пареннефер вернулся к палатке архитектора. Он надеялся, что ему удалось сделать всё правильно, потому что дядя Туту возлагал очень больше надежды на этот заказ.

      – Вот! – не представляясь и ничего не говоря, Пареннефер расставил всю посуду перед стариком, не дожидаясь, пока тот начнёт её бить.

      – О, не-нубиец! – «узнал» его архитектор, – Так, опять посуда? Я же сказал тебе, что нужно… Погоди! Ты сам переделала картуши с именем фараона? Так быстро?

      – Я работал с полудня до заката. В лавке мастера Туту мне бы сказали, что это медленно. Наши клиенты частенько просят изменить что-нибудь на уже готовых изделиях, и для них я работаю быстрее, но для фараона, да будет он жив, невредим, здрав, я старался тщательнее и…

      – Кто тебя обучает?

      Старик поднялся с пола и подошёл к Пареннеферу, которому он головой едва доставал только до груди.

      – Сам мастер Туту. Он мой дядя.

      – Хм. Значит, это наследственный талант. В былые времена твой дядя не был гончаром. Раньше мастер Туту никогда бы не опустился до того, чтобы лепить из глины чашечки под косметику для жён начальников номов.

      – Но он всю жизнь был гончаром, – недоверчиво сказал Пареннефер, вспомнив, что старик безумен, – так же, как его брат, то есть мой отец.

      – Нет-нет-нет! – замахал руками архитектор. – Туту был божественным рисовальщиком. Он расписывал храм в Луксоре! Я был главным архитектором, а он – главным рисовальщиком.

      – Не может быть. Дядя за тысячу шагов обходит храмы Луксора. Он говорит, что не любит жрецов.

      – Конечно! Жрецы Амона выгнали его со стройки, потому что Туту изобразил его не по канону. Мы строили пилоны перед входом в храм по приказу фараона Аменхотепа, да будет он… Нет, по приказу фараона Небмаатра теперь! Он сам одобрил новое изображение Амона, чей образ должен был слиться с образом солнечного диска Атона. Но жрецы выгнали Туту за богохульство. Туту взял всю вину на себя, иначе не быть мне сейчас главным архитектором.

      – Это какой-то другой мастер Туту.

      – Нет! У вас один профиль, – старик обошёл Пареннефера