А зори здесь тихие… (сборник). Борис Васильев

от вздоха этого. Ах, заморыш ты воробьиный, по силам ли горе на горбу-то у тебя? Матюкнуться бы сейчас в полную возможность, покрыть бы войну эту в двадцать восемь накатов с переборами. Да заодно и майора того, что девчат в погоню отрядил, прополоскать бы в щелоке. Глядишь, и полегчало бы, а вместо этого надо улыбку изо всех сил к губам прилаживать.

      – А ну, боец Гурвич, крякни три раза!

      – Зачем это?

      – Для проверки боевой готовности. Ну? Забыла, как учил?

      Сразу заулыбалась. И глазки живые стали.

      – Нет, не забыла!

      Кряк, конечно, никакой не получился: баловство одно. Как в театре. Но и головной дозор, и замыкающее звено все-таки сообразили, что к чему: подтянулись. А Осянина просто бегом примчалась – и винтовка в руке:

      – Что случилось?

      – Коли б что случилось, так вас бы уж архангелы на том свете встречали, – выговорил ей комендант. – Растопалась, понимаешь, как телушка. И хвост трубой.

      Обиделась – аж вспыхнула вся, как заря майская. А как иначе: учить-то надо.

      – Устали?

      – Еще чего!

      Рыжая выпалила: за Осянину расстроилась, ясное дело.

      – Вот и хорошо, – миролюбиво сказал Федот Евграфыч. – Что в пути заметили? По порядку: младший сержант Осянина.

      – Вроде ничего… – Рита замялась. – Ветка на повороте сломана была.

      – Молодец, верно. Ну, замыкающие. Боец Комелькова?

      – Ничего не заметила, все в порядочке.

      – С кустов роса сбита, – торопливо перебила вдруг Лиза Бричкина. – Справа еще держится, а слева от дороги сбита.

      – Вот глаз! – довольно отметил старшина. – Молодец, красноармеец Бричкина. А еще было на дороге несколько следов. От немецких резиновых ботинок, что ихние десантники носят. По носкам ежели судить, то держат они вокруг болота. И пусть себе держат, потому что мы болото это возьмем напрямки. Сейчас пятнадцать минут покурить можно, оправиться.

      Хихикнули, будто он глупость какую сказал. А это команда такая, в уставе она записана. Потому Васков и нахмурился.

      – Не реготать! И не разбегаться. Все!

      Показал, куда вещмешки сложить, куда – скатки, куда винтовки поставить, и распустил свое воинство. Враз все в кусты шмыгнули, как мыши.

      Старшина достал топорик, вырубил в сухостое шесть добрых – со звоном! – слег и только после этого закурил, присев у вещей. Вскоре все тут собрались: шушукались, переглядывались.

      – Сейчас внимательнее надо быть, – сказал комендант. – Я первым пойду, а вы гуртом за мной, но – след в след. Тут слева-справа трясины – маму позвать не успеете. Каждый слегу возьмет и прежде, чем ногу поставить, слегой дрыгву пусть попробует. Вопросы есть?

      Промолчали на этот раз: рыжая только головой дернула, но воздержалась. Старшина встал, затоптал во мху окурок.

      – Ну, у кого силы много?

      – А чего? – неуверенно спросила Лиза Бричкина.

      – Боец Бричкина понесет вещмешок переводчицы.

      – Зачем? – пискнула Гурвич с возмущением.

      – А затем, что не спрашивают. Комелькова!

      – Я.

      – Взять