Эпизоды Фантастического Характера: том второй. Глеб Андреевич Васильев

подъездах.

      Но и в этом бою наши были быстрее и стреляли точнее неприятеля. Очевидно, зеленые таблетки эффективнее розовых. Еще одна доблестная победа.

      Но мне конец, я знаю. Если полковник Егоров найдет мои письма и узнает, что ни розовые, ни зеленые таблетки на меня не действуют, мне конец. Это не предчувствие, а уверенность. На войне, как на войне. Но я не могу не писать тебе, также как не могу врать.

      Если после следующего боя я тебе не напишу, не расстраивайся. Просто представь, что на этот раз таблетки были, скажем, голубые. А за поросший соснами пригорок с линией фронта солдаты сражались с такой неумолимой решимостью и яростью, как будто этот бой был действительно важен. Словно за их спинами, где-то далеко-далеко и одновременно так близко, что ближе и представить нельзя, находились дома с их родителями, женами и детьми.

      Череп, по сути, является костяной клеткой, в которой с момента рождения и до последнего вздоха томится человеческий разум. Есть ли шанс совершить побег из этого заточения иным способом, кроме как лишившись разума? Нет. Зато, расставание с разумом сулит не только освобождение, но и открытие новых, ранее недоступных возможностей – как говорят сейчас, суперспособностей. Так, безумный араб Абдул Альхазред, покинув клетку своей черепной коробки, создал зловещую книгу аль-Азиф, более известную как Некрономикон, расчистившую путь в наш обыденный мир настолько огромному количеству зла всех форм и образов, что о таком и мечтать не приходилось. Впрочем, многим людям, неспособным на настоящее безумие, чтобы почувствовать себя свободными достаточно иллюзий и симуляций. В частности, книги, подобные этой, пишутся как раз для таких персон – хотя бы на время чтения они могут посочувствовать безумию автора, умозрительно примерить это безумие на себя и вообразить свой разум вне внутричерепной темницы.

      Ужас №3: Клетка

      Доктор предупредил, что операция мне предстоит серьезная и может затянуться. Проблема с эпителиальными тканями, малигнизация, тканевой атипизм, – вот что мне говорили при направлении на операцию. И поясняли, как для маленького: – дифференцировка утрачена, структура нарушена, нужно резать, пока не поздно.

      Затянется, не затянется, – думал я, лежа на операционном столе и поудобнее устраиваясь лицом в ларингеальной маске, – мне-то какая разница? Буду себе под наркозом без чувств кайфовать. Это им тут работать, пилить и резать.

      В клетке нас оказалось трое – я, мускулистый азиат-очкарик с татуировками Триады и безногий старик в тельняшке и бескозырке «Ермак». Больше всего мне докучал старик. Стоило задремать, как он, шурша культями по опилкам, устремлялся в мою сторону, бешено вращая глазами и клацая стальными челюстями. Лишь получив пинка под дых, старик уползал в свой угол, откуда грозил мне сухоньким кулачком и сыпал яростными шепелявыми проклятьями. Китаец наоборот вел себя пристойно. Сидя в позе лотоса, то напрягая все мышцы разом, то расслабляя их, он покуривал опиум и, судя по всему, мало интересовался происходящим вокруг. Опиумный