Нечисть. Ярослав Эклс

боясь испачкаться – освободили ее рот. Раздался истошный ор… тут же залившийся кровью и превратившийся в бурлящие отчаянные стоны. Хрым… хрым… зубья скрылись в глубине разорванной шеи. Попытки вырваться из державших ее рук сменились хаотичной тряской всех конечностей. Это напоминало ужасный пляс… испытывающей ужасные страдания девушки. Лужа крови расползлась на половину камеры.

      Раш брезгливо попятился назад, дабы не испачкать свои кожаные ботинки, и демонстративно брезгливо отвернулся. Наконец, с финальным хрустом, голову отделили от тела. Один из охранников, держа за волосы, показал ее остальным. Кто-то что-то сказал, все засмеялись. Несмотря на неконтролируемую дрожь моего тела, лежавшего на кровати в нескольких сантиметрах от них – меня словно не было. Меня никто не замечал.

      Охранник, снявший с Сони штаны, бросил их и, наступив ногой, изобразил некую попытку вытереть кровь. Но, отмахнувшись, скрылся за стеной. Остальные тоже вышли. В проходе оставался только Раш. Затянувшись своей трубкой, светом тлеющего табака, слегка осветил свой взгляд, направленный прямо на меня. Чувство, будто в страшном сне… прячешься от монстра… что ищет тебя, ищет, проходя в метре от места твоего убежища, и вот… обнаруживает. Находит. И теперь деваться некуда. Теперь никто тебя не спасет.

      «Приберитесь здесь…» – Хладнокровно и, как обычно, вежливо произнес Раш, переведя взгляд на изуродованное тело, которое все еще изредка вздрагивало. Головы не было, ее унесли с собой. Я почувствовала, как снизу стало горячо. Кажется, я обмочилась. Но это последнее что заботило меня. Металлический удар двери о стену. Ключ, проворачивающий механизм замка. О чем-то шутя и смеясь, вся компания затихла во мраке удаляющегося коридора. Но я оставалась не одна. Я была один на один со всем ужасом, обрушившимся на меня той ночью. И с обезжизненным, самым гнусным способом изуродованным телом своей подруги. Для нее весь ужас заключения в этом месте закончился. Впереди у нее покой. А я все еще здесь. Сижу в луже собственной мочи, собирая ртом сопли и слезы. И пытаясь хоть как-то придти в себя…

      Каждый раз, когда кто-либо умирает… во дворе раздается колокольный звон, доносящийся до самого дальнего уголка этого места. Все, у кого маленькие решетчатые окошки выходят во двор, могут наблюдать, как четверо охранников выносят деревянный криво сколоченный гроб, а внутри, под крышкой, конечно же, тело усопшего. Их хоронят прямо за территорией тюрьмы. Здесь мало кто умирает своей смертью. Даже от болезней здесь умирают реже, чем из-за избиений со стороны наших надзирателей.

      За всю ночь я не сомкнула глаз. Просто сидела, уткнувшись взглядом на очертание тела. В этот раз звон колокола раздался только под утро.

      Внезапная сильная пощечина по левой щеке чуть не скидывает меня со стула. Наконец мерзкое лицо Моррисона расплывается в улыбки, наконец, он делает то, что приносит ему удовольствие.

      – Директор задал тебе