Эзотерия из Усть-Сыровска. Олег Аникиенко

похожая на русский шиш. Отдельно – книги, обагряющие судьбу: «Ведьмовство», «Таро Демонов», «Объятья Вуду», «Вы – прокляты!». И тысячи фигурок восточного гороскопа – на значках, тарелках…

      Он подошел неожиданно, – напористый, сутулый, с короткой стрижкой и детскими, пухлыми губами.

      – Бузаев! – крепко стиснул ладонь. Было в нем что-то бунтарское…

      – Вы – астролог? С образованием?

      – Где-то надо пробовать! – он сразу ринулся в спор. – Я студент, нужны деньги. И предупреждаю, – толкование самое общее… Они и того не знают. Для многих астрология – лишь макаки на майках…

      – И как это выглядит?

      – Заготовки по шаблону. Называют дату, смотрю эфемериды. Пять минут – и планеты по знакам. Каждому – типовая интерпретация…

      – Платят?

      – Плохо. Скупают брелки, побрякушки… Себя знать не хотят.

      – Да, – говорю задумчиво. – Работа над собой сложна. Я за такие деньги предлагаю полный натал, соляры, лунар… Себе в убыток.

      – У вас есть где переночевать? – спросил он. – Кровать не нужна. Лишь бы не на бетоне…

      И мы пошли ко мне на работу, в ночную смену.

      Городской литературный музей – это две комнаты на этаже сталинского особнячка, затененного листвой тополей. Здесь я подрабатываю, охраняю книжки местных литераторов, заодно сочиняя на них пародии. Стас одобрил теплый паркет, и мы, обставив себя банками пива, предались культурному отдыху. Славно было алкать с человеком, понимающим тебя с полуслова.

      – Вот у тебя в инструкции, – говорю я, запивая леща, – напротив Юпитера значение – «много»…Человек запоминает. И как он использует это при анализе карты? Например, в «доме работы»? Много пахать будешь? Какое же это везение?

      – Э, постой… Значения для космограммы! Для радикса добавлю – «успех, удача…»

      – И Венера не только «любовь» Еще – «лень», «сибаритство»…

      – Нельзя перегружать! Я ведь для начинающих…

      Стас поднялся размять члены. Взгляд его упал на стеллажи с книгами.

      – И этот здесь! – он указал на сборник городского поэта, за которым тянулся след НКВД. – Работал в ЧК! И мне здесь спать?

      Мне стало обидно за поэта, чью биографию я знал. Я рассказал Стасу о наивном драматурге, который после революции дни и ночи разъезжал по глухим деревням, играя свои пьесы. В них было много светлой романтики, и поэта любили. Как бы то ни было, он развивал людей. И лишь когда совсем сорвал здоровье, устроился писарем за паек в местную ЧК. Но парень никого не выдал, не оклеветал. А в тридцать седьмом его самого отправили в тайгу. Очкарик с больным желудком долго не протянул.

      Я по памяти прочел его стих:

      «Мелькнуло видение: в будущем,

      в голубоватом сне,

      кто-то о родине думая,

      вспомнил и обо мне.

      «Странным был человечек,

      все суетился, спешил,

      Был бы