Тени мудрецов. Часть 2. Дэлия Мор

Я видел, как ты это делаешь всего один раз. Не торопись сбегать в бездну. Говорят, там паршиво.

      – У гнарошей хорошо, – оскалился кровавыми зубами медик. – Выпивка рекой и голые женщины.

      – У эридан еще лучше, – добавил генерал. – Вечное блаженство. Но нам не повезет. Попадем к себе.

      Смеяться для Публия все равно, что кашлять. Нельзя. Ему и говорить было нельзя, но он отвечал. Когда штырь достанут, замолчит. Покажется, что душа выходит из груди вместе с воздухом. Что воздуха не осталось даже на крошечный глоток. Его украли, отняли у него и не хотят отдавать. Тело взбунтуется. Будет дергаться и как никогда захочется кашлять. Нельзя. Медик знает. И должен лежать тихо.

      – Ремень, – сказал Публий. – Не ищи в шкафах. Возьми свой с брюк. Нужна давящая повязка. Достаньте штырь, и закупорьте рану. Вдвоем.

      Руки задрожали. Так сильно и так не вовремя. Генерал не знал, помешает ли «бочка». Зачем она вообще нужна, если не спасла?

      «Кираса бы справилась, – застрекотали насекомые на улице. – Ты сам разрешил её не одевать. Виноват. Виноват. Ты знал, что так будет».

      Наилий мотнул головой и глубоко вздохнул. Рэм гремел пряжкой ремня, вытаскивая его из брюк. Лишь бы штырь не зацепился за ребро. Никто не видел его наконечник. Повезет – выйдет плавно. А если нет, то на одного цзы’дарийца станет меньше.

      «Ты уже смирился, правда? Это как стоять над пропастью и чувствовать, что нога пошла вниз. Слышишь, застучали камни?»

      Обреченность. Её вкус гаже, чем протухшие консервы из сухпайка. Создатель все время рассказывал о кризисе мудрецов. Жалел, что один хлебал его полными ложками, когда вокруг ходили другие цзы’дарийцы и не замечали. Депрессия, суицидальные наклонности. Мир замыкался в тебе. Схлопывался в крошечную точку, а из неё торчал гладкий металлический штырь.

      – Пора просить демонов и богов о помощи, – глухо сказал генерал. – Рэм, бери простыни. Я вытаскиваю штырь, ты давишь на грудь. Потом затянем ремнем.

      Холод гулял по медотсеку, но майор вытирал пот со лба. Много будет крови. До тошноты. Лишь бы не думать, чья она, и как дорога каждая потерянная капля.

      – Давайте уже, – прошептал Публий, – я устал морально готовиться.

      Его снова уложили на спину. Фонарь ближе, простыни в руках, ремень рядом. Боги просьб не слышали, а демонам было плевать. Генерал взялся за штырь и потянул. Металл заскользил по влажным пальцам. Медик вскрикнул и поперхнулся хлынувшей изо рта кровью. Штырь застрял, а потом вышел рывком. Грудь Публия поднялась, будто воздушный шарик надулся. В медотсеке раздался ни с чем несравнимый, потусторонний свист.

      – Дави! – рыкнул генерал.

      Рэм всем весом налег на грудную клетку. Под его пальцами простыни промокли насквозь практически мгновенно. Кровь не останавливалась.

      – Тьер, дави!

      – Ребра сломаю.

      – В бездну ребра! Дави!

      В дверном проеме мелькнула тень с лицом Трура. Ветер трепал пустую упаковку, будто опавшую листву. От запах крови мутило, и пальцы у Рэма уже были красные. Публий, наконец, потерял сознание.