Антропологические путешествия. Татьяна Щербина

показала нам открытки «Клаустры»: это – вид снаружи (скала с неприметной дверкой без надписи), а это – внутри (накрытые столы, свет, люди). «Пять минут отсюда, даже меньше», – успокоила она нас и подарила открытки для ориентации на местности.

      Мы свернули сначала на первую с позволения сказать дорогу, но уперлись в плотину, едва удалось развернуться над обрывом (и ведь темнеет быстро!), свернули в следующую, и только вид стоящих возле скалы дорогих машин дал нам надежду на то, что цель рядом. Я открыла дверцу, за ней была вторая, на которой я, в полной тьме, светя себе зажигалкой, разглядела кнопку с подписью “La Claustra”. Мы назвали себя, дверь открылась, и мы попали в длинный корридор, вырубленный в скале, по стенам текла вода, и где-то впереди горели свечи. Наконец, мы дошли до обитаемого пространства: полумрак, мы, как хоббиты, внутри горы, поднимаю глаза вверх – ни окошечка, ни просвета, вот где настоящая клаустрофобия. Ну конечно – «Клаустра»! – Нет, – возражает хозяин, Жан Одерматт – это от латинского слова «монастырь». Моя идея была в том, чтоб создать центр, где встречались бы художники, ученые, как в Средневековье монастыри были центрами интеллектуальной жизни.

      Встречают аперитивом, здесь же – курительная не сказать, что комната, просто отсек пещеры, где горный потолок – высоко-высоко. Мы – под горой, а сама она – 2050 метров. Выпиваю вина, иду смотреть нашу комнату. Всего их 17. Все маленькие, скупо обставленные: две кровати, умывальник с зеркалом, которое, когда выключишь свет, превращается в фотографию, тумбочки. Почти по-солдатски. А душ и туалет – в коридоре, не один, конечно, их там много, и они – не допотопные, современные, и полотенец навалом, но все же непривычно. Ни одна комната не запирается. – Как? (это я восклицаю в ужасе). – А зачем? – отвечает мне девушка горничная (она же предстанет через час в качестве официантки), наши клиенты никогда не зайдут в чужую комнату, случайных людей у нас не бывает. Позже Жан Одерматт объясняет мне то же, но с концептуальным уклоном: «Моя идея была в прозрачности, открытости. У нас и лампы – дневного света, разных цветов, вечный день, а не вечная ночь. Мы – в замкнутом пространстве, но внутри него все открыто, и ресторан – это стеклянный куб. Границы – снаружи, а мы, оказавшиеся вместе – одна компания». И вправду – ни в одном отеле постояльцы не заговаривают друг с другом, а здесь, как в войну – все свои и почти родные. Это же и есть бункер, их тут, на перевале – сотни.

      Во вторую мировую боялись, что Гитлер нападет, но он держал в швейцарском банке деньги и атаковать не решился. Бункеры построили здесь потому, что Сан-Готтард – самое защищенное место в стране. Можно перекрыть тоннель, горную и железную дороги, и перевал полностью изолирован. До 1996 здесь оставались казармы, где спали солдаты, теперь – конференц-зал, освещенный разноцветными лампами. Тут и джакузи, и хаммам – все как положено. Ощущение необычное: не работают мобильные телефоны, радио, телевизор, даже не верится, что вокруг есть другой мир, этот только что виденный мир становится столь же далеким, как