Записки хирурга военного госпиталя. Дмитрий Правдин

Ладно, – смилостивилась диетсестра. – Будем считать это лишь маленьким недоразумением, которое мы уже разрешили. Предлагаю вместе закончить взвешивание блюд.

      Сославшись на исключительную занятость, я отказался участвовать в дальнейшем спектакле и постарался как можно скорее покинуть варочный цех.

      – Где мне надлежит расписаться?

      – Пойдемте, я покажу, – попыталась улыбнуться завстоловой, указав рукой на выход из варочного цеха. – Заодно и отобедаете.

      Комната для приема пищи дежурных врачей приятно порадовала. Высоченный, под пять метров потолок, украшенный витиеватой лепниной, многозначаще указывал, что в старину здесь не только пили и ели, но возможно, решали весьма важные и не очень вопросы. Огромное, в полстены окно, укрытое снаружи ажурной решеткой с декоративными якорями, увенчанными пятиконечными звездами, выходило на широкий бурлящий проспект. Уличный шум плохо проникал в комнату через закрытую форточку, но вид оставался потрясающий: проложенная сквозь старинные, дореволюционной постройки разного цвета дома магистраль еще хранила на себе стальные полоски трамвайных путей. Вот как раз сейчас один из колоритных представителей вымирающего вида транспорта громыхал под окнами госпиталя маленькими колесиками, покачивая красными боками узких вагонов. Я невольно засмотрелся на него, провожая дребезжащие по рельсам вагончики растроганным взглядом.

      – Вот, доктор, прошу вас, присаживайтесь сюда, – вернула меня к действительности заведующая столовой, указав холеной рукой на круглый стол, занимавший чуть не половину комнаты.

      Овальной формы раритетного вида обеденный стол, собранный воедино из нескольких ценных пород дерева и покрытый красным лаком, мог легко накормить человек десять – двенадцать. До того он был велик. Шесть стоящих по его периметру обычных стульев сварганенных из тонких металлических трубок и крытых блеклым дерматином, вносили явный диссонанс. Я невольно провел по столу рукой и, присев на ближайший стул, постарался заглянуть под него, отыскивая глазами хоть какую-нибудь подсказку о возрасте деревянного старца.

      – Он 1890 года выпуска, – с улыбкой подсказала Елена Петровна, перехватив мой пытливый взгляд, шаривший сбоку стола и под ним. – Там, под крышкой, где-то прикручена небольшая медная табличка.

      – Здорово! Ручной работы стол, – я чуть зарделся, однако постарался не высказать своего секундного замешательства. – А как давно он у вас?

      – Не могу вам точно сказать, – пожала плечами завстоловой, – но за те десять лет, что я тут работаю, стол все время стоит здесь. Говорят, он здесь еще до Великой Отечественной войны был. У нас кто первый раз его видит, так непременно спросит, какого он года.

      – Да-а-а, – уважительно протянул я, невольно любуясь работой мастеров эпохи Александра III. – Умели раньше мебель делать. Время не властно над тем, что сработано на совесть.

      – Доктор, хватит лирики. Садитесь уже обедать.

      – С удовольствием, – я пересел на соседний