Бесконечная шутка. Дэвид Фостер Уоллес

сегодня, чтобы ты угомонился, давай я отвечу, что у меня есть кое-какие административные претензии к Богу, Бу. Мне кажется, у него довольно вальяжный стиль управления, от которого я не в восторге. Я скорее против смерти. А Бог, судя по всему, по своим убеждениям – за. И я не вижу, как нам договориться по этому вопросу, мне с ним, Бу.

      – Ты говоришь про то, когда скончался Сам.

      – …

      – Видишь? Ты никогда не отвечаешь.

      – Еще как отвечаю. Только что ответил.

      – …

      – Просто я ответил не то, что ты хотел услышать, Бубу, вот и все.

      – …

      – Есть разница.

      – Я не понимаю, как ты мог не чувствовать, будто веришь в Бога, сегодня, на корте. Ведь все было как надо. Ты двигался так, будто прям веришь.

      – …

      – Разве ты не чувствовал внутри, нет?

      – Марио, ты для меня – загадка, как и я – для тебя. Мы по этому вопросу смотрим друг на друга с разных сторон непреодолимой пропасти. Давай полежим в тишине и подумаем над этим.

      – Хэл?

      – …

      – Эй, Хэл?

      – Так, Бу, давай договоримся: я расскажу тебе анекдот, а ты угомонишься и дашь мне поспать.

      – Хороший?

      – Марио, что мы получим, если скрестим человека с нарушением сна, дислексика и вынужденного агностика.

      – Сдаюсь.

      – Мы получим человека, который всю ночь изводит себя размышлениями о том, существует ли высшая лиса.

      – Смешно!

      – Угомонись.

      – …

      – …

      – Эй, Хэл? Что такое «нарушения сна»?

      – То, что заработает любой, кто спит с тобой в одной комнате.

      – Эй, Хэл?

      – …

      – Почему Маман не плакала, когда скончался Сам? Я плакал, и ты, даже Ч. Т. плакал. Я видел, как он лично плакал.

      – …

      – Ты много раз слушал «Тоску» и плакал, и говорил, что тебе грустно. Мы все были грустные.

      – …

      – Эй, Хэл, как тебе кажется, Маман стала счастливее, когда скончался Сам?

      – …

      – Кажется, она стала счастливее. И даже выше. Она перестала ездить туда-сюда по делам. То грамматика в рекламе. То бунт библиотекарей.

      – А теперь она никуда не ездит, Бу. Теперь у нее есть Дом ректора и кабинет, и туннель между ними, и она не покидает территорию академии. Она и так была трудоголиком, но стала еще хуже. И стала еще более обсессивно-компульсивной. Когда ты в последний раз видел хоть одну пылинку в этом доме?

      – Эй, Хэл?

      – Теперь она агорафоб-трудоголик с обсессивно-компульсивным расстройством. Разве это похоже на счастьефикацию?

      – У нее глаза лучше. Они теперь не впалые. Лучше. Она смеется с Ч. Т. намного чаще, чем с Самим. Она смеется глубже изнутри. Чаще. Ее шутки даже лучше твоих, теперь, часто.

      – …

      – Почему ей не было грустно?

      – Ей было грустно, Бубу. Просто у нее другая грусть, не такая, как у нас с тобой. Я уверен, что ей было грустно.

      – Хэл?

      – Помнишь, как приспускали флаг напротив ворот, когда это произошло? Помнишь? И как его приспускают каждый год