Осколки великой мечты. Анна и Сергей Литвиновы

и проваливается куда-то – в холод, во мрак… Наверное, это она камнем идет на морское дно… А родители, живые и здоровые, сидят в безопасности на плоту…

* * *

      Вера дорого бы дала, чтобы никогда не просыпаться. Не приходить в себя. Остановить мгновение. Ей было мягко, покойно. Она лежала на плоту и чувствовала, что летит в приятную бездну, и жизнь вокруг – ее не касается.

      Но ничего не получалось.

      «Вставай, спящая царевна!» – ее немилосердно трясли за плечи. Вера пошевелилась, попыталась открыть глаза… Веки не слушались, ресницы не разлеплялись. «Ну конечно! Мне все это снится!»

      – Эй, глаза только не открывай! – услышала она над самым ухом.

      Ну почему они не оставят ее в покое!

      Вера поднесла руку к лицу, и ее пальцы уткнулись во что-то густое, клейкое.

      – Что это? Кровь? – прошептала она.

      В лицо метнулся луч фонарика.

      – Какая там кровь, – буркнул мужской голос. – В мазут попала… Сиди тихо, ладно?

      Она почувствовала, как грубые мужские пальцы пытаются что-то сделать с ее глазами, давят, мнут их.

      Вера всхлипнула:

      – Что вы делаете?

      – Ну ты нытик, – пробурчал мужчина. – Глаза я тебе разлепляю. В воде мазут пополам с краской был. Ты лицо не протерла. Сразу в обморок грохнулась. Ресницы вот теперь склеились.

      – Где мы? – прошептала она.

      – В море, – спокойно ответили ей. – Ждем спасателей.

      – А… а мои родители?

      Ответом было полное молчание. Даже детский голосок, который все всхлипывал где-то рядом, притих.

      С ней говорило только море. Люди сидели тихо. А волны тревожно шелестели – кажется, начинался шторм.

      Мозг помнил и понимал – ее родителей больше нет.

      Или…

      Но не было и ощущения горя, хотя оно бродило рядом, пряталось где-то поблизости. И еще брезжила крошечная надежда… Надежда – что ей все показалось. Что проклятый бинокль исказил реальность. Что это были не родители. Или что нападение на них ей привиделось.

      И еще было одно чувство, безумное, но такое сладкое… Чувство, что она по-прежнему просто спит…

      – Давай открывай глаза-то! – приказал ей мужчина.

      Она попыталась и тут же вскрикнула от боли.

      – Не так резко… Я ж не все ресницы тебе расклеил. Давай-давай, помаленечку.

      Вера послушалась. И с трудом, подавляя слезы, она раскрыла глаза. Увидела расплывчатое, как сквозь дальнозоркие очки, лицо, склоненное над ней. Моряк в мокрой форме, на белой ткани уродливо чернеют мазутные пятна. А вокруг все то же темное море. На темной глади вспыхивают кое-где барашки волн. Их плот – в море. Скрюченные, замерзшие фигуры. Сидят, полулежат. Двое мужчин – на веслах. Она только сейчас присмотрелась: одежда и лица у всех перепачканы, черный фон с голубыми разводами. Только глаза живут, лихорадочно поблескивают.

      За ней наблюдала какая-то женщина. Тоже в мазуте. Мокрое платье прилипло к телу, волосы сбились в колтун. Но глаза спокойные, голос уверенный:

      – Ничего