Украденное лицо. Тара Изабелла Бертон

казать что-то типа: «Благодарю тебя, Господи, за то, что мир сегодня обрел хоть какой-то смысл».

      Лавиния пудрит Луизе щеки. Потом накладывает румяна. И говорит без умолку.

      – Типа… как же это все, блин, здорово, да? Типа… Чья-то бабушка или кто-то еще умирает в каком-то неизвестном особнячке в Ист-Виллидж, где за двадцать лет никто даже носа не показывал, а потом все ее старые шмотки выкидывают на улицу, и вот на закате я такая иду по Восточной Девятой улице и нахожу платье. Меня и эту старуху, с которой я никогда не встречалась, разделяют девяносто лет, но у нас обеих есть два дивных романтических вечера, когда мы были в одном и том же платье. Ой, Луиза, ты разве не чувствуешь, как оно пахнет?

      Лавиния тычет в лицо Луизе кружевами.

      – В таком платье, – продолжает Лавиния, – можно и влюбиться.

      Луиза делает вдох.

      – И ты знаешь, что я сделала?

      Лавиния рисует Луизе мушку карандашом для бровей.

      – Я разделась до нижнего белья… Нет, вру, я и лифчик сняла. Разделась догола, натянула платье, а свое бросила на улице, и в этом платье шла пешком целых полночи до самого Верхнего Ист-Сайда.

      Лавиния застегивает Луизе пуговицы.

      Теперь Лавиния смеется.

      – Пообщаешься со мной подольше, – говорит она, – и я тебе обещаю: с тобой станут происходить всякие вещи. Как они со мной случаются.

      Лавиния делает Луизе прическу. Сперва хочет причесать ее, как себя: с беспорядочно и сильно взбитыми локонами. Но волосы у Луизы слишком гладкие и прямые, так что Лавиния забирает их в плотный и аккуратный пучок.

      Лавиния обнимает ладонями щеки Луизы. Целует ее в лоб. И рычит.

      – Господи, – выдыхает Лавиния. – Да ты красавица. Прямо не могу. Хочется тебя убить. Давай сфоткаемся.

      Она достает телефон. Переводит его в режим «зеркало».

      – Давай встанем на фоне павлиньих перьев, – предлагает Лавиния. Луиза становится.

      – Позируй.

      Луиза не знает, как это делается.

      – Ой, да ладно тебе. – Лавиния машет телефоном. – Все знают, как надо позировать. Ну, вот так: чуть-чуть выгни спину вперед. Голову наклонить. Сделай вид, что ты звезда немого кино. Вот так. Так… Нет-нет, подбородок вниз. Во-о-от.

      Лавиния чуть сдвигает подбородок Луизы. Фотографирует их обеих.

      – Последняя фотка лучше всех, – заявляет Лавиния. – Мы классно выглядим. Отправляю фотку в пост. – Она поворачивает телефон к Луизе. – Тебе какой фильтр нравится?

      Луиза не узнаёт себя.

      У нее гладко причесанные волосы. Темные губы. Высокие, выступающие скулы. Она в свободном платье, у нее кошачьи глаза с накладными ресницами, и выглядит Луиза так, словно из другого века. Похоже, что она даже не совсем реальна.

      – Давай возьмем «Мейфэр». Он придает скулам блеск. Господи, ты только посмотри! Ты. Только. Посмотри. Ты же красавица.

      Лавиния ставит под фоткой надпись: «Схожи в презрении».

      Луиза думает, что это очень остроумно.

      Луиза думает: «Я сама не своя».

      «И слава богу, – считает Луиза. – Слава богу».

      Они берут такси до Челси. Лавиния расплачивается.

      На дворе вечер 31 декабря. Луиза знакома с Лавинией десять дней. Это лучшие десять дней в ее жизни.

      Дни у Луизы протекают совсем не так.

      Дни у Луизы тянутся вот так: она просыпается. И сразу об этом жалеет.

      Варианты: Луиза не выспалась. Она работает баристой в кофейне, которая вечером превращается в винный погребок, а также пишет заметки для сайта электронной коммерции под названием «ГлаЗам», торгующего сумочками-подделками под известные бренды, а еще подрабатывает репетитором по отборочным тестам для поступления в колледжи. Она ставит будильник, по крайней мере за три часа до того времени, когда ей нужно где-то быть, потому что живет в самой гуще района Сансет-парк в двадцати минутах ходьбы от линии метро R все в той же сданной в поднаем квартирке, кишащей тараканами, и поезда в метро ломаются через раз. Когда Луизе раз в пару месяцев звонят родители, они непременно спрашивают ее, почему она упорно отказывается вернуться обратно в Нью-Гэмпшир, где тот милейший Вирджил Брайс работает менеджером в местном книжном магазине и все время спрашивает ее новый номер телефона. Луиза непременно вешает трубку.

      Она встает на весы. Луиза весит 45 кг 800 грамм (в критические дни). Она очень тщательно накладывает макияж. Подводит брови. Проверяет корни волос. Проверяет баланс карточки (шестьдесят четыре доллара тридцать три цента). Закрашивает тональным кремом выделяющиеся участки кожи.

      Смотрится в зеркало.

      – Сегодня, – произносит она вслух (когда-то один психоаналитик сказал ей, что подобные вещи всегда лучше проговаривать вслух), – первый день моей оставшейся жизни.

      Заставляет себя улыбнуться. Это психоаналитик ей тоже рекомендовал.

      Двадцать минут Луиза идет пешком до метро. Не обращает