Машина до Килиманджаро (сборник). Рэй Брэдбери

так что запросто мог съехать с дороги и перевернуться, а то и разбиться насмерть.

      А потом около полудня солнце затянуло облаками, и вдруг я почувствовал – все хорошо.

      Я поднял глаза, глянул на гору и чуть не заорал.

      Могила исчезла.

      Я как раз спустился в неглубокую ложбинку, а впереди на дороге одиноко брел старик в толстом свитере.

      Я сбросил скорость, и, когда нагнал пешехода, машина моя поползла с ним вровень. На нем были очки в стальной оправе; довольно долго мы двигались бок о бок, словно не замечая друг друга, а потом я окликнул его по имени.

      Он чуть поколебался, потом зашагал дальше.

      Я нагнал его на своей машине и опять сказал:

      – Папа.

      Он остановился, выжидая.

      Я затормозил и сидел, не снимая рук с баранки.

      – Папа, – повторил я.

      Он подошел, остановился у дверцы.

      – Разве я вас знаю?

      – Нет. Зато я знаю вас.

      Он поглядел мне в глаза, всмотрелся в лицо, в губы:

      – Да, похоже, что знаете.

      – Я вас увидел на дороге. Думаю, нам с вами по пути. Хотите, подвезу?

      – Нет, спасибо, – сказал он. – В этот час хорошо пройтись пешком.

      – Вы только послушайте, куда я еду.

      Он двинулся было дальше, но приостановился и, не глядя на меня, спросил:

      – Куда же?

      – Путь долгий.

      – Похоже, что долгий, по тому, как вы это сказали. А покороче вам нельзя?

      – Нет, – отвечал я. – Путь долгий. Примерно две тысячи шестьсот дней да прибавить или убавить денек-другой и еще полдня.

      Он вернулся ко мне и заглянул в машину.

      – Значит, вон в какую даль вы собрались?

      – Да, в такую даль.

      – В какую же сторону? Вперед?

      – А вы не хотите вперед?

      Он поглядел на небо.

      – Не знаю. Не уверен.

      – Я не вперед еду, – сказал я. – Еду назад.

      Глаза его стали другого цвета. Мгновенная, едва уловимая перемена, словно в облачный день человек вышел из тени дерева на солнечный свет.

      – Назад…

      – Где-то посередине между двух и трех тысяч дней, день пополам, плюс-минус час, прибавить или отнять минуту, поторгуемся из-за секунды, – сказал я.

      – Язык у вас ловко подвешен, – сказал он.

      – Так уж приходится, – сказал я.

      – Писатель из вас никудышный, – сказал он. – Кто умеет писать, тот говорить не мастер.

      – Это уж моя забота, – сказал я.

      – Назад? – Он пробовал это слово на вес.

      – Разворачиваю машину, – сказал я. – И возвращаюсь вспять.

      – Не по милям, а по дням?

      – Не по милям, а по дням.

      – А машина подходящая?

      – Для того и построена.

      – Стало быть, вы изобретатель?

      – Просто читатель, но так вышло, что изобрел.

      – Если ваша машина действует, так это всем машинам машина.

      – К вашим услугам, – сказал я.

      – А когда вы доедете до места, –