Destroyed. Падшие ангелы. Виолетта Роман

от лица оптики винтовки.

      Продолжаю следить за объектом. Не потому, что еще питаю какие-нибудь надежды на удачный выстрел. Нет. Просто, показывать страх или слабость кому бы то ни было – не в моих правилах.

      – Братан, я тебя по-дружески прошу, – произносит он, сопровождая свой неубедительный блеф щелчком взведенного курка.

      Не сдвигаюсь ни на сантиметр с места. Только горькая усмешка слетает с губ. Вот тебе и друг, которого в свое время я не стал сдавать мусорам.

      – Рус, я тебе, считай, жизнь спасаю, – не дождавшись от меня никакой реакции, выходит он из себя, опускаясь до слезливых уговоров. – Бес ведь сказал тебе, что грохнешь этого мужика, только когда он позволит. Давай, не дури! Поехали на хату к Святому. Лучше с девчонками оттянемся.

      – Ты такой заботливый, Жека. Моя мамаша так не пеклась обо мне, как это делаешь ты, – ухмыляюсь, всматриваясь в прицел. Только сейчас понимаю, что вот уже несколько минут пялюсь на девчонку в приторно-сладком платьице.

      – Я сегодня быстро догадался, куда ты отправился. Сколько лет уже под Бесом ходим, а ты до сих пор не понял, кто он и что из себя представляет? Если говорит – нельзя грохать, значит, нельзя, табу, баста. Нет, ты все равно в пекло свою рожу/голову суешь. Жить надоело? Месяц всего, как вышел. И уже самодурствуешь, парень, – словно заведенный тараторит Женька. Думает, что благодаря его проникновенной речи, я только что откинул в сторону винтовку и, задрав руки кверху, поднялся с колен.

      – Нельзя так, – тихим спокойным голосом произносит он, смотря мне глаза. – Бес тебя быстро пришьет. Нужен ему этот мужик, дела с ним ведет. И двигается твой объект в нужном нам направлении. Так что, давай, уматывай отсюда. Забудь. Или подожди. В нашем деле надо уметь ждать, брат, – произносит он и опускает пистолет, совершая тем самым непростительную ошибку.

      Потому что в следующий миг мой кулак летит в его голову. Женьку отбрасывает на несколько метров в сторону. Не дав возможности опомниться, выбиваю ногой из его рук оружие и, схватив пистолет, навожу на него.

      – Еще раз приставишь ствол к моей башке, я тебе кишки выпущу, – произношу это обманчиво тихим голосом. Только Жека знает меня слишком хорошо, и мое видимое спокойствие пугает его до чертиков.

      – Ладно-ладно, прости, брат, – поднимает руки ладонями вверх. А я вглядываюсь в его глаза. Вижу в них отблески ужаса, животного страха. Знает говнюк, что, в отличие от него, я зря стволом размахивать не стану.

      Но следующая мысль в считанные секунды рассеивает ярость, сгустившуюся непроницаемым туманом в моей голове. Черт возьми, а месть действительно может быть слаще меда, – на губах расплывается улыбка предвкушения, когда я поворачиваю голову в сторону помещения ресторана. Воскрешаю в памяти воздушно-сладкий образ девчонки.

      Что может быть ужаснее для родителя, чем потеря любимой дочери? Лишиться близкого – все равно, что умереть, только это сильнее смерти. Это сжигает изнутри.

      Иссушающая, всепоглощающая боль. Она накроет с головой, захлестнет с такой силой, что по истечении времени, уже