Билет на Лысую гору. Дмитрий Емец

вновь пнул ногой диван. Под диваном завозились.

      – А по матери скучаешь? – спросил Мошкин.

      Чимоданов неопределенно пожал плечами.

      – Я ее вижу пару раз в неделю. Мне хватает. Я думал, она не смирится, что я в гимназии какой-то учусь, но Глумович ее ужасно очаровал! Вступил к ней в гражданскую комиссию! Считает светофоры на Тверской, письма переводит на английский, а недавно открутил где-то знак «Кирпич» и преподнес ей вместе с букетом, – зевнул он.

      – А если у твоей мамы как-нибудь хватит фантазии нагрянуть в гимназию, навестить тебя там?

      – Не думаю. Арей поклялся, что у нее даже мысли такой не возникнет, – уверенно сказал Петруччо.

      – А тебе, Мошкин, как тут? – спросила Ната.

      Евгеша честно задумался.

      – Не знаю. Не привык еще. Хотя Арей говорил, что, кроме воды, я, возможно, через пару лет смогу управлять огнем. Это похоже, надо только схватить суть… Главное – начальная магия и дар стража. Остальное же здесь! – он коснулся пальцем лба.

      – А тебе-то самой тут как? – спросил Чимоданов.

      – Тут прикольно, – сказала Ната. – Лучше, чем дома. Здоровенная комната с дубовым засовом. Никто к тебе не сунется.

      – Не скучаешь?

      – Издеваешься? Меня домой не тянет! У меня вообще дома по сути не было, – заявила Ната.

      – Как это?

      – Да так. У мамы новый муж. Весь такой «равняйсь-смирно!». Лезет указывать, как мне одеваться. «Это неприлично! С какой прической ты ходишь?» Ну и все такое. А тут еще сестра старшая замуж вышла. Если у матери муж солдафон, то у этой придурок. Поставил пароль на компьютер. Берет без спроса мои кассеты и пишет на них какую-то свою муть.

      – И сколько у вас комнат?

      – Две, – сказала Ната.

      – Ого. Весело тебе! А ты не думала, чтобы их… ну ты понимаешь? – произнес Петруччо.

      – Зомбировать? Издеваешься? И куда бы я потом от этих двух павианов делась? Они и так друг друга ненавидят. У матери муж солдафон такой весь, а у Инки муж от армии уклоняется.

      Ната сказала это так пренебрежительно, словно ее мать и сестра были замужем не за людьми, а за какими-то надоедливыми тараканами. Мошкин подумал, что лучше ее сейчас не жалеть. Только схлопочешь по носу за жалость.

      Взгляд Наты задумчиво остановился на двери Мефодия.

      – Кстати, кто что думает о Буслаеве? По-моему, он ничего, нормальный парень, хотя эта девчонка, что с ним… пфээээ…

      – Ты о Даф? – спросил Чимоданов мечтательно.

      – Ну да. Какая-то ходячая нелепость! Как она глазки-то щурит, когда злится! Я мол, добрая вся такая, но вы меня довели. А пафос? А рюкзачок? А кот с крылышками бройлерного цыпленка! А балалайка в кобуре?

      – Подчеркиваю: это флейта, – сухо сказал Чимоданов.

      Что бы там ни говорила Ната, Дафна ему нравилась. А вот Мефодий нравился значительно меньше. Хотя ничего удивительного. Люди гораздо более снисходительны к существам противоположного пола. Им охотно прощается все то, за что собственный пол давно размазали бы по стене.

      Ната посмотрела