Джихад по-русски. Лев Пучков

чеченка с очередным сгустком крови. – Он… он должен жить…

      – Какого еще Беслана? – возвысил голос Антон, обращаясь к лежавшему за перегородкой раненому салаге. – Гантамирова, что ли? Тоже конь еще тот – не вижу причин, чтобы как-то помогать его коханой, тем более такой вот…

      – Беслан Сатуев, – индифферентно пояснил салага. – Это его жена. Сатуев у них – большой человек, полевой…

      – Не надо мне про Сатуева – сам в курсе, – поморщился Антон. – Много бы отдал, чтобы он сейчас на месте своей супружницы оказался. А то они все горазды за юбкой…

      – Эн-ша! Эн-ша! – проревел подковылявший к «таблетке» метров на пятьдесят «притертый». Судя по тону, зацепило его весьма чувствительно, но недостаточно сильно, чтобы окончательно «выключить» – состояние, вполне пригодное для полноценного припадка бешенства, чреватого самой гнусной поножовщиной и прочими надругательствами.

      – Где он?! Где этот пидар?! Только не говори, что ты его совсем завалил! Я его на куски буду рвать!!!

      – Вообще-то он не пидар, – пробормотал Антон, отступая на шаг и направляя ствол карабина в голову раненой. – И не совсем «он»… Все, крольчиха, дальше тянуть нет смысла. Через полторы минуты твой приятель как раз доковыляет, тогда мне уже трудно будет оправдать свой поступок. Если хочешь помолиться – давай, только очень быстро. Тридцать секунд…

      Раненая вдруг ворохнулась всем телом, широко раздвинула колени и, уперев ступни ног в грань дверного проема, принялась тужиться, страшно хрипя и пуская розовые пузыри.

      – Господи, боже ты мой! – невольно прошептал Антон, опуская карабин и отступая еще на шаг назад. – Да что же это такое творится…

      – Рожает? – с каким-то нездоровым спокойствием спросил салага.

      – Пытается, – Антон пожал плечами. – Тужится, напряглась, как деревянная – ее сейчас бульдозером из кабины не выкорчевать. Как помешать – хрен его знает. Разве что пристрелить…

      – Надо было сразу стрелять, – осуждающе пробурчал салага. – Щас уже не сможешь. Опоздал.

      – Откуда тебе знать, сопля? – машинально огрызнулся Антон. – Чего это – не смогу?

      – Да уж знаю… Я в плену у одной роды принимал, – вяло поделился салага. – Не сам – с дедом одним. Совсем молодая, симпотная – белобрысая. Ее чечены до последнего харили – живот вроде небольшой был. Каждый день забирали – засаживали в несколько смычков. А она у них как раз семь месяцев сидела – где-то в рейде с машины сняли. Ну, раз – рожать вдруг примастырилась под утро, все спали. Крики, туда-сюда, короче. Тужится, орет, мы с дедом в ахуе. Чечены заскочили, гыр-гыр промеж себя: давай, мол, валить ее – на хера такая свадьба, типа… А у нее как раз ребенок полез. Ну, мы с дедом бросились помогать, чечены стволы опустили, постояли, потоптались, плюнули и ушли. Рука не поднялась, короче. А отморозки были еще те – я те отвечаю.

      – А-а-а-а… – низко, по-звериному, завыла чеченка, хрипя и булькая кровавыми пузырями.

      – Началось, – авторитетно сообщил из-за перегородки салага. – Ну, попробуй, пристрели