Учение дона Хуана. Карлос Кастанеда

не нравится ее сила. Для нее больше нет применения. Раньше, как мне рассказывал бенефактор, был смысл искать силу. Люди совершали неслыханные дела, их почитали за их силу, боялись и уважали за их знание. От бенефактора я слышал о делах поистине невероятных, которые случались в старину. Но теперь мы, индейцы, больше не ищем силу. В наше время индейцы используют «траву дьявола» разве что для притираний. Листья и цветы идут вообще неизвестно на что. Говорят, что они, к примеру, прекрасное средство от нарывов. Самой же силы больше не ищут – той самой силы, которая действует как магнит, тем более мощный и опасный в обращении, чем глубже корень травы уходит в землю. Когда доходишь до глубины в четыре ярда – а говорят, такое случалось, – то находишь основание и источник силы неисчерпаемой, бесконечной. Очень многим это удавалось в прошлом, сегодня – никому. Видишь ли, сила «травы дьявола» больше не нужна нам, индейцам. Незаметно мы потеряли к ней интерес, и теперь сила больше не имеет значения. Я и сам не ищу ее, но когда-то, когда я был молод, как ты, я тоже чувствовал, как меня от нее просто распирает. Я чувствовал себя, как ты сегодня, только в пятьсот раз сильнее. Ударом руки я убил человека. Я мог швырять валуны, огромные валуны, которые двадцать человек не могли сдвинуть с места. Однажды я подпрыгнул так высоко, что сорвал верхние листья с верхушек самых высоких деревьев. Но все это было ни к чему. Разве что на индейцев страх наводить. Остальные, которые ничего этого не знали, отказывались верить. Они видели только сумасшедшего индейца или как что-то скачет по верхушкам деревьев.

      Мы долго молчали. Нужно было что-то сказать ему.

      – Было совсем иначе, когда в мире еще были люди, – заговорил он, – люди, для которых не было ничего удивительного в том, что человек может превратиться в горного льва или птицу или просто летать. Так что я больше не пользуюсь «травой дьявола». Зачем? Чтобы пугать индейцев?

      Я увидел его печаль и почувствовал глубокое сострадание. Мне хотелось что-нибудь сказать ему, пусть даже банальность.

      – Может быть, дон Хуан, это участь всех, кто ищет знание.

      – Может быть, – спокойно сказал он.

      Четверг, 23 ноября 1961

      Подъехав к дому дона Хуана, я не увидел его на веранде. Это было странно. Я громко окликнул его, и из дому вышла его невестка.

      – Заходи, – сказала она.

      Оказалось, что две-три недели назад он вывихнул лодыжку. Он сам сделал себе гипсовую повязку, пропитав полосы из тряпок в кашице, изготовленной из кактусов и толченой кости. Материя, туго обернутая вокруг щиколотки, высохнув, превратилась в легкий и гладкий панцирь. Повязка получилась твердой, как гипсовая, но гораздо удобнее и не такая громоздкая.

      – Как это произошло? – спросил я.

      Ответила его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала:

      – Да просто случайность. Он упал и чуть не сломал себе ногу.

      Дон Хуан засмеялся, затем подождал, пока она ушла, и сказал:

      – Случайность, как бы не так! У меня есть враг поблизости. Женщина по имени Ла Каталина. Она толкнула меня в момент слабости, и я упал.

      – Зачем