Наместник ночи. Мила Нокс

подумаем вместе. Проходит слух, что к старухе Деддок приезжают родственнички – это раз. – Она загнула палец. – На следующий день рядом с домом ошивается мальчик, которого я впервые вижу, – два. И три: этот тип вдруг срывается с места и несется через бурелом, вопя что-то вроде: «Эй, подожди меня!», причем от него никто не убегает. Каковы шансы, что ты не тот самый племянник Мюриель?

      Незнакомка уставилась на Франца, но тот не проронил ни звука.

      – Я думаю, шансов ровно столько…

      Девчонка показала на пальцах ноль, а затем, удовлетворившись замешательством Франциска, улыбнулась:

      – Стало быть, ты – чокнутый?

      – Чего-о-о?

      Незнакомка обошла Франца кругом, рассматривая так, будто пыталась отыскать те самые признаки чокнутости. Может, думала, он топор за спиной держит?

      – Эй! – Франц развернулся к девчонке лицом. – Что за ерунду ты порешь?

      – Кое-кто проболтался, что Мюриель ждет в гости чокнутого племянника.

      – Бред… – фыркнул Франциск.

      – Мм, ясно.

      Завершив круг, девчонка встала на прежнее место и ухмыльнулась.

      «Чокнутый»… От этого слова на языке оставался тошнотворный металлический привкус. «Они сказали, что я чокнутый. Ну не Филипп же, конечно!»

      – Я не чокнутый! – звенящим голосом отчеканил Франц.

      Его сжавшиеся кулаки говорили о том, что внутри мальчика бушевал шторм. Девчонка же сверлила его взглядом – будто проверяла, не выкинет ли он какую штуку ей на потеху. В ее огромных глазах отражалось все небо, и оттого они казались еще синее. Но Франциск вдруг понял: нет, она ему не нравится.

      Не нравится!

      И в тот миг, когда он это признал, незнакомка протянула ему руку:

      – Лу.

      Франц поглядел на ее грязную ладошку с едва зажившими царапинами.

      – Мм?

      – Что, у лондонцев не принято так здороваться? Или мне сделать реверанс? – Лу ухмыльнулась. – Обойдешься.

      Происходило что-то странное. Франциск ответил на рукопожатие неловко и слабо. Ладонь девочки оказалась прохладной и чуть влажной.

      – А сам ты кто?

      – Франциск, – прошептал он в ответ.

      – Фра-а-ан-ци-и-иск, – протянула девочка так, будто произнесла имя самого короля. На фоне «Лу» это прозвучало… громоздко.

      – Ты правда чокнутый?

      – Нет.

      – Так и знала. Взрослые вечно несут чепуху, ни в чем не разобравшись. – Лу хмыкнула. – Про меня тоже болтают. Очень в их духе. Ну ладно, забудем. Только скажи: за кем ты гнался?

      – Это… это было насекомое. Я собираю их.

      – О, правда? И много собрал?

      Франц подумал об останках гусеничек под кленом, растоптанных куколках и растертых в пыль бабочках. Он гулко сглотнул и неопределенно пошевелил рукой.

      Лу явно почувствовала что-то неладное, потому как затараторила:

      – У меня под кроватью живет сверчок. Слышал, как они скрипят ночью? Отец считает, это дурной знак, пытался его выпроводить. Не поймал. А в среду упал в колодец, так теперь лежит дома с больной ногой и ругается. Говорит, весь дом перевернет, а этого мерзавца достанет.