Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018. Коллектив авторов

одном тут Хрущев абсолютно прав.

      Фильм, действительно, воздействовал на молодежь.

      Сильно воздействовал.

      Правда, вопреки его прогнозам,

      в среде советской молодежи не прибавилось

      ни мордобоя,

      ни истязаний,

      ни убийств,

      ни извращений.

      Да и воздействие,

      мощное воздействие,

      было,

      строго говоря,

      не на молодежь,

      а,

      как теперь принято выражаться

      заимствованным в Америке словом,

      на тинейджеров.

      А по-нашему – на подростков.

      К коим и я в относился в то время.

      То есть от одиннадцатилетней мелюзги

      до выпускников средней школы.

      На нравственную составляющую картины нам было,

      разумеется,

      глубоко наплевать.

      То есть наплевать на мексиканских крестьян,

      которых грабят бандиты Калверы.

      Мы-то, естественно, прекрасно понимали,

      что этих скучных крестьян

      пришлось засунуть в фильм

      по идеологическим соображениям.

      Чтобы показать благородство и справедливость

      граждан США, рискующих жизнью,

      ради торжества справедливости.

      Уже тогда, в подглуповатом возрасте,

      мы прекрасно понимали,

      что без идеологии в кино никак нельзя.

      Запредельное восхищение у нас вызывали

      семеро,

      великолепно обшитые голливудскими костюмерами,

      и снабженные голливудскими бутафорами

      самым разнообразным оружием,

      изрыгающим яростный свинец.

      Крисс в исполнении Юла Бриннера

      был, разумеется, главный герой.

      Но щенячий восторг вызывал в наших душах

      Бритт,

      который на железнодорожной станции

      продемонстрировал виртуозное владение ножом,

      вогнав его с тридцати ярдов

      прямо в сердце глупого скандалиста.

      На глупого скандалиста нам было,

      разумеется,

      тоже глубоко наплевать.

      И вот эта сцена,

      отполированная прожженными голливудскими спецами

      до солнечного сияния

      и покрытая сверху еще и слоем лака,

      породила в среде советских подростков

      эпидемию кидания ножей.

      Нож стал одним из вторничных половых признаков,

      отсутствие которого было постыдно.

      До исступления и умопомрачения,

      пытаясь при этом еще и передать пластику Бритта,

      которого с блеском сыграл Джеймс Коберн,

      мы кидали ножи.

      В ход шло все,

      что имело лезвие, которое могло воткнуться

      в дерево,

      в доску,

      в забор,

      в дверь,

      в стену сарая.

      Всё, разумеется, кроме кухонных ножей,

      на которых лежала постыдная печать

      вылинявшего быта.

      Раскладные охотничьи ножи «Белка»,

      у которых пластмассовая накладка на ручку была сделана в виде