Застенчивый убийца. Лейф Г. В. Перссон

своему мужу, или сыну, или какому-то родственнику, соседу, товарищу по работе. Кому-то, кого она знала. Никаких намеков ни о чем таком не было?

      – Нет. Но я почти на сто процентов уверена, что она рассказала все моему отцу. Назвала имя.

      – Откуда ей это было известно? Кто именно убил девочку?

      – Не знаю. Мне известно только, что папа поверил ей, и это ужасно мучило его до самого конца.

      – О’кей, о’кей, – сказал Юханссон. – Расскажи мне, как все происходило, когда отец поделился с тобой.

      «Давай-ка с самого начала. Как все началось для тебя».

      Бывший пастор прихода Бромма Оке Стенхольм умер от рака в возрасте восьмидесяти пяти лет в декабре прошлого года. Последние дни дочь находилась при нем неотлучно. Его жена, мать Ульрики, перешла в мир иной десятью годами ранее, а отношения отца с ее старшей сестрой складывались не лучшим образом. Последние годы они даже не разговаривали друг с другом. Поэтому Ульрика была для него единственным близким человеком. А также любимой дочерью.

      Последние дни жизни он главным образом спал из-за сильных таблеток, призванных облегчить ему боль. За два дня до своей кончины, однако, он находился в полном сознании в течение нескольких часов и именно тогда поведал ей обо всем.

      – Прежде всего он сказал мне, что не принял свою дневную порцию таблеток как раз по этой причине. Хотел сохранить ясный котелок, именно так он сказал, ясный котелок для разговора со мной.

      – Ага. – Юханссон кивнул. – И это все?

      – Да, – подтвердила Ульрика Стенхольм. – Я прекрасно понимаю, что, по твоему мнению, особенно не с чего начинать. Даже если бы не истек срок давности.

      – Не мели чушь, – отрезал Юханссон. – Да будет тебе известно, Ульрика, при расследовании убийства надо оценить ситуацию. Нельзя ныть о том, насколько это трудно и как мало известно, а также молоть похожий вздор. Такой ерундой не занимается ни один настоящий полицейский. Оценить ситуацию и найти в ней повод для оптимизма – вот о чем идет речь.

      – Хотя известно не так много…

      – Не возражай, – перебил доктора Юханссон. – Давай лучше подведем итог, что нам известно. Записывай, кстати.

      Ульрика Стенхольм кивнула, приготовила ручку и блокнот.

      – В декабре прошлого года, перед самой своей кончиной, твой отец рассказывает тебе о том, что одна из его пожилых прихожанок поведала ему. Двадцать лет назад, всего через пару лет после смерти Жасмин, исповедуясь, и когда сама она лежала на смертном одре. Все правильно понято?

      «Исповедуясь», – Юханссон мысленно посмаковал уже подзабытое слово.

      – Да, – подтвердила Ульрика Стенхольм.

      – И все? Больше ты ничего не помнишь?

      – Нет, – сказала Ульрика Стенхольм.

      – Ага, – проворчал Юханссон. – Тогда действительно надо оценить ситуацию, да будет тебе известно.

      – Я поняла. Но одна мысль пришла мне в голову, когда я увидела тебя в первое утро. На следующий день после того, как тебя доставили к нам.

      – Я слушаю, – буркнул Юханссон.

      – Эта