Живые и взрослые. Сергей Кузнецов

связи похожа на ячейки сот, – объяснял Майк, – чем больше людей будут образовывать отдельную соту, чем более надежной будет связь. Надо только знать никкод человека, ну что-то вроде номера телефона – и тогда можно связаться с ним, где бы он ни был.

      – Даже в промежуточных мирах? – спросил Гоша.

      – Да, даже в промежуточных мирах, – кивнул Майк. – Но у твоей мамы ведь нету своего движка – а если и есть, мы все равно не знаем ее никкода. Но зато мы сможем связываться друг с другом, обмениваться сообщениями, даже не приходя сюда.

      Марине тогда очень понравилась эта идея – и она с нетерпением ждала, когда Майк принесет на пробу чудесный движок. В последнее время она вообще полюбила заколоченный дом, и было уже странно вспоминать, что когда-то он пугал ее, казался заколдованным, мертвым, пристально смотрящим сквозь окна-глазницы. Может, за эту зиму они обжили старое здание, наполнили его своей жизнью, которой дом не знал уже много лет. А может, Марине просто было неприятно возвращаться домой, неприятно видеть не только отца, но и маму – как будто тот ночной разговор связал их с отцом какой-то грязной тайной, каким-то едва не случившимся предательством, таким мерзким, что об этом разговоре невозможно было сказать никому, даже маме. Тем более – маме.

      Вот и выходило, что заколоченный дом теперь – Маринина штаб-квартира, самое родное и любимое место в городе, единственное место, где Марина может чувствовать себя в безопасности.

      И вот теперь здесь сидит Майк и, зябко обхватив плечи руками, раскачивается взад-вперед, монотонно повторяя:

      – Вы не понимаете, вы совсем не понимаете!

      Четверо ребят растерянно смотрят на него. Пять минут назад они вызвали Майка – но едва он появился, как тут же начал, путая живые и мертвые слова, умолять отпустить его назад. Несколько раз он пытался спрыгнуть в дыру, и каждый раз девочки удерживали его, пока Гоша не применил бойцовый захват и не отволок Майка подальше от выхода в Заграничье.

      Вот тогда-то Майк сел на стул и начал, раскачиваясь, повторять:

      – Вы не понимаете, вы совсем не понимаете!

      Что же случилось, думает Марина, что его так напугало? И если это что-то – в том мире, то почему он так рвется туда?

      Марина подходит к Майку и обнимает его за плечи, как папа когда-то обнимал ее, чтобы успокоить. Обнимал когда-то очень давно, когда он еще не работал ночами, не давал непрошеных советов, а только рассказывал на ночь сказки про дружбу, которую нельзя предавать.

      От Майка исходит запах, терпкий, чуть затхлый, немного резкий. Это запах страха, а может быть – запах смерти. Марина не знает – она обнимает Майка за плечи и говорит:

      – Успокойся, успокойся. Скажи мне, что случилось?

      Марина гладит его по мокрым волосам и думает, что, наверное, со стороны это должно быть похоже на любовную сцену из кино. Эта мысль почему-то приятна Марине, и она еще раз повторяет:

      – Ну, не волнуйся. Скажи, что случилось?

      Майк поднимает огромные голубые глаза, в которых застыли слезы, еще раз всхлипывает, сглатывает