Моя душа темнеет. Кирстен Уайт

знакомый призыв к молитве, на этот раз ближе от Раду, чем когда-либо. Он резко остановился и, наконец, взглянул вверх, увидев башни и шпили мечети. Они рвались в небо, но он не мог за ними последовать: сердце тянуло его к земле, будто было налито свинцом.

      На его плечо мягко опустилась чья-то ладонь. Он вздрогнул и съежился от страха.

      Мужчина – на его голове был завернут простой белый тюрбан, а одежда была из дорогой ткани, но практичного покроя – наклонился так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Раду. Увидев разбитое лицо Раду, мужчина на мгновение удивленно распахнул глаза, но затем улыбнулся. Он вряд ли был старше Мирчи, но у него было доброе лицо, и от того оно казалось мудрым.

      – Тебе помочь?

      Раду покачал головой, затем кивнул, после чего снова покачал головой.

      – Помолишься вместе со мной?

      Прежде Раду никогда не молился – по крайней мере, так. Он видел, как это делает учитель, но наблюдать за ним было неловко и казалось навязчивым, поэтому Раду обычно отворачивался. Однако с тех пор, как они приехали в Эдирне, ему всегда хотелось зайти в мечеть.

      – Я не умею, – сказал Раду, опустив глаза и стыдливо покраснев.

      – Мы положим наши коврики сзади. Ты можешь смотреть на меня. – Он повел Раду вверх по лестнице. Там был фонтан с прозрачной водой. Мужчина остановился и какими-то особыми движениями омыл руки. Он улыбнулся и кивнул, глядя на руки Раду. Раду осторожно повторил за ним.

      Покончив с этим, мужчина отстегнул со спины коврик. Раду запаниковал, потому что у него коврика не было, но мужчина передал свой коврик Раду, а сам достал себе один из груды потрепанных. Не поднимая глаз, Раду вошел вслед за ним в просторное помещение, в котором мужчины сидели рядами в спокойной сосредоточенности.

      Мужчина отвел Раду в угол и показал, куда положить коврик. Раду скопировал его позу и встал на колени. Он нервничал и жалел о том, что пришел сюда. В помещении находились самые разные мужчины, старые и молодые, в очень дорогих одеждах и в донельзя поношенных и заштопанных. Каждому здесь были рады, каждому находилось место. Но они узнают, что у него нет права здесь находиться. Возможно, они его тоже побьют.

      Началась молитва.

      Раду в изумлении наблюдал за тем, как мужчины закрыли глаза и стали совершать одни и те же движения. Они молились вместе, их тела и голоса превратились в единое целое.

      Ничего красивее он в жизни не видел.

      Впервые ему захотелось не наблюдать, а стать частью происходящего. Одним глазом подсматривая за движениями своего друга, Раду присоединился к молитве. Вскоре он потерялся в ее ритме и почувствовал умиротворение от того, что стал крошечной частью целого. Слова, которые он понимал лишь отчасти, все равно пробуждали в нем чувства и устремлялись ввысь, увлекая за собой его разбитую и раненую душу.

      Когда молитва закончилась, он смотрел вверх, вверх, вверх. Высоко над ним парил потолок, испещренный бесчисленными точками звезд, которые увлекали, завораживали взгляд, пока, наконец, не выпускали его в открытый минарет. Навстречу