Архитектор. Исторический роман. Анна Ефименко

повод повидаться с девушкой на рынке). Он уже не выдерживал посты.

      Я читал ему, сидя рядом в лазарете, пока он перебирал четки. Говорят, там, в городе, далеко от нас, резчики четок из кораллов учились у мастера целых двенадцать лет своему ремеслу… А есть другие города, и есть город Париж, а за ним – Сен-Дени с его королевской усыпальницей. Сюжер, их аббат, первым задумал соорудить здание наподобие Шартрского собора, объединил традиции Бургундии (стрельчатые арки) и Нормандии (реберный каркас). Мило рассказывал, что Сюжера вдохновил Иерусалим – место божественного света, столько же света он хотел подарить обычной каменной постройке. Для этого нужно было придумать, как сделать свод высоким, а вместо стен устроить огромные окна. «Dilectio decoris domus Dei»2 – так говорил Сюжер о Сен-Дени. Не веря до конца в подобные сказки, я спросил у Мило, кем они были, тот Сюжер и его братия. Тоже бенедиктинцы, как и вы, ответил мастер…

      Хорхе прервал мои размышления:

      – Теперь ты хорошо питаешься?

      – Еще бы! Даже украл кусок жареной утки, полагавшийся тебе по состоянию здоровья! Отец, – я наклонился и обнял его, – что мне тебе еще сделать?

      – Ora et labora.3

      – Только этим и занимаюсь! Хорхе… тебе ведь не нравится, что я строю, да?

      Откинувшись назад, отец долго молчал, после чего тихим голосом произнес:

      – Делай что хочешь. Только хотя бы изредка ешь, прошу тебя.

      Глава 4. Хорхе

      Тряпка на полу оказалась мертвецом. В темноте овечка обернулась волком. Мы найдем его только к утру, уже окоченевшего насовсем.

      Всю ночь я работал в скриптории, пытаясь за пару часов переписать то, что задолжал за неделю висения вниз головой на стройках Грабена. Буквы выплясывались уродливые, неаккуратные из перемазанных чернилами разбитых пальцев, ковырявших целую неделю каркасы будущих зданий, булыжники и черепицу. Шаги зашлепали у входа в скрипторий, я инстинктивно обернулся. Концентрируя зрение на стволах колонн, отметил, как применение темного мрамора усиливает эффект орнамента. Тут некого было бояться, за этими колоннами. Не спалось, за исключением меня, одному лишь брату Мигелю, мелкому и конопатому, лоб его горел, волосы взъерошились, торчали в разные стороны.

      – Ты болен? – я успел подхватить Мигеля за локоть, прежде чем он упал на скамью рядом.

      – Нет… Шел на кухню за водой, и увидел здесь свет, а потом и тебя, – ответил он, с трудом переводя сбивчатое, неровное дыхание.

      – А мне показалось уже, что у тебя жар.

      Монах потупился.

      – Ансельм, что доставляет тебе самое сильное наслаждение?

      Миг я колебался. Пока правда сама не выгромоздилась в голове последним рубежом, отделяющим меня от всего вокруг – скриптория, братии, текстов, литургий. И я смог ее выплюнуть в мир, совершенно четко оформившуюся:

      – Работа с камнем.

      Мигеля мой ответ явно разочаровал. Он возвратился спать, так и не набрав

2

Лат. «Любовь к красоте Божьего дома».

3

Лат. «Молись и работай», девиз бенедиктинцев.