О бедной сиротке замолвите слово. Карина Демина

заниматься тобой не доставит мне ни малейшего удовольствия. – Амелия разглядывала меня, не скрывая раздражения.

      Но…

      Было что-то еще, помимо гнева.

      И обиды.

      Страх? Страх острый, как железная стружка, и привкус оставляет металлический. И главное, что как ни скрывай его, а все одно выберется, выдаст.

      – Я не напрашивалась, – говорить с набитым ртом не слишком удобно, но…

      Я же дикая.

      И дурно воспитанная. И вообще дочь наркоманки, которая всенепременно пойдет проторенной дорогой и если еще не стала шалавой, то всенепременно станет.

      Знаю.

      Проходили.

      Амелия поморщилась и, взяв со столика фарфоровый колокольчик, потрясла им. Минуты не прошло, как в комнате появилась квадратная тетка самого мрачного вида, и дело было отнюдь не в черном платье ее, которое и белый фартук не оживлял, но в выражении лица.

      Поджатые губы.

      Прищуренные глаза.

      И плохо скрытая ненависть, причем отнюдь не к Амелии.

      – Софра, – наманикюренный пальчик указал на меня, – проводи Маргариту в… желтую спальню.

      Задумчивый взгляд.

      Постукивание по столу.

      – Озаботься ее гардеробом… что-то простое и более подходящее для юной девицы, нежели это…

      Чем ей мои джинсы не угодили? Слегка потертые, но ведь чистые. А кроссовки… какие были на распродаже, такие и взяла. Меня саму розовый цвет и стразики выбешивают, но не признаваться же в этом.

      – И покормите ее.

      Что ж, если голодом морить не станут, уже хорошо.

      Поселили меня на третьем этаже, в самом дальнем уголке дома, что и понятно. Комнатушка была угловой, тесной и довольно-таки мрачноватой. Желтая?

      Вероятно, когда-то обои и вправду были желты, но давно… ныне цвет их, уныло-серый, вполне гармонировал с болотным оттенком занавесей.

      Кровать.

      Комод.

      Шкаф на резных ножках и при короне.

      Столик.

      Крохотная ванная комната, но с ванной и горячей водой, что само по себе несколько примиряло с обстоятельствами. Узкое окно, в которое и кошка не пролезет. А главное, тяжелая дубовая дверь. Ее заботливая Софра заперла на ключ, не иначе, от беспокойства, что я с непривычки заблужусь в этом чудесном доме. Я подергала дверь, убеждаясь, что заперта она надежно, сунула палец в замочную скважину и хмыкнула: защита от дураков.

      Позже.

      Мало ли, вдруг да Софра или еще кто наблюдают за бедною сироткой? Пусть видят, что та тиха, мила и растерянна… подавлена даже. И вообще…

      Я подергала дверцы шкафа. Внутри было пусто и пыльно, как и в комоде. Похоже, здесь если и убирались, то в прошлом столетии. Ладно, мне не привыкать, сама порядок наведу.

      Если сочту нужным.

      Все же не давала мне покоя та папенькина фраза. Чудилось в ней что-то этакое, недоброе, а чутью своему я привыкла доверять. А значит… значит, вечером прогуляемся, послушаем, о чем говорят, пока же…

      Софра отсутствовала недолго.

      Явилась с парой платьев столь унылого вида, что становилось ясно: подбирала она их долго,