«И вот вам результат…». Владимир Васильевич Перцов

начался в поезде и некрасиво.

      Было лето, над страной дул и мотал флагами ветер перемен. От него кое-что уже упало, кое-что громко крякнуло и рухнуло поверх упавшего прежде. А кое-что только крякнуло, необходимо накренилось и замерло в таком составе, раздумывая: так падать или потерпеть? Может, всё вернётся?

      Не вернулось.

      Надо признаться, что автор был вскормлен грудью развитого социализма. И нисколько об этом даже не жалеет, хоть грудь та была полупустой и снаружи – так себе. Но это сейчас автор не жалеет, а в то время диссидентствовал, жаждал перемен; стоя в строгой социалистической шеренге, несогласно и твёрдо сжимал в кармане фигу. Когда же шествовал мимо монументальных окон Комитета государственной безопасности /КГБ/ по ул. Владимирской, изображал на лице невыразимую благонадёжность. Ибо было, было, вызывали автора туда невыразительной с виду повесткой, и входил он в тяжёлые двери бледный, а выходил свободный, но Очень Встревоженный.

      Было отчего.

      И вот – свершилось! Новые ветры, новые слова, смелые сильные жесты, бодрые запахи свободы! Радуйся, народ! Радуйся, радуйся; и паки реку, радуйся!.. Да!

      Но радость была недолгой.

      Да. И вот в эти волнующие дни ехал себе автор из пункта А в пункт Б, то есть в родной Киев на верхней полке. На остальных полках ехало три человека мужчин. Они вошли в купе гурьбой, громкие, моложавые, энергические с редкими тогда портфелями-дипломатами. Это была зарождающаяся когорта людей, как их тогда называли, «при деле», хотя до легендарных малиновых пиджаков было ещё далековато. То есть пиджаки уже кроились, но клиенты, не дожидаясь, подняли временные паруса и дули на них в открытое море новой креативной жизни. И вот поезд двигался пока ещё по старым рельсам, соседи много и энергично говорили, часто одновременно, как бывает с женщинами. В воздухе так и мелькали тогда непривычные уху слова вроде «бартер», «лизинг», «СКВ» и проч. В купе буквально парило твёрдое слово «бизнес». Как бы гордый заокеанский стервятник, с криком согнавший с насеста нашу квёлую «птицу счастья завтрашнего дня».

      Это была популярная тогда советская песня, предсмертная.

      Потом эти трое, будучи пока ещё русскими, достали бутылку-другую, разложили закуску, вытряхнули казённые стаканы из жестяных подстаканников, налили, выпили за своё процветание – «просперити».

      Сноска. Опытные помнят, что когда в купе мужская компания собиралась выпить, а присутствовал посторонний, его вежливо приглашали разделить праздник. Это был неписаный и никогда не нарушаемый наш закон: тебе культурно приглашают, ты хорошо отказываешься – мы друг друга уважаем.

      Так было на ж/д путях со времён братьев Черепановых, кто знает.

      Но в тот момент в этом правильном порядке что-то лопнуло. Эти предтечи, эти барабанщики и знаменосцы новых громокипящих дней выпили по второй, по третьей; громко закусывали, говорили ещё громче, хвастались вообще с надрывом. При этом НИ РАЗУ НЕ ПРЕДЛОЖИЛИ ПРИСУТСТВУЮЩЕМУ ЧЕЛОВЕКУ, ТОЖЕ МУЖЧИНЕ, РАЗДЕЛИТЬ ТРАПЕЗУ!!! Взамен они зычно радовались перспективам, ругали новую власть, торопливо хохотали. Человек с цыганскими золотыми зубами радостно делился, как он перегнал по телефону на чей-то