Прыжок Волчицы. Линар Рафисович Ильясов

что это лазутчик: из-за слов пастухов?

      Чужеземец не спешил с ответом. Видно было, что он не посланник какой-либо восточной державы, ведь не имеет странник этот сопровождения и каравана с дарами. Если только не подвергся он разграблению. Теперь это не редкий промысел многих ватаг и орд, лишённых твёрдой власти. Когда-то власть Адель-кагана достигала могущества величайшего, и установила в Степи соблюдение Закона Единого так, что никто не боялся подвергнуться нападению в пределах государства гуннского кагана, если сам не имел злого умысла. Тогда, в благословленные те времена, лихие егеты боялись, да и не имели нужды, отбирать чужое добро в стране величайшего правителя, ибо по соседству были земли богатые, и было чем поживиться там, участвуя в походах кагана и его военачальников.

      – Ты один, чужеземец. Один ты вышел на этот путь или были с тобою спутники? Если были, то что с ними стало?

      – Я один. С самого начала.

      Хан помолчал, обдумывая слова Аслана, – поразительные слова, так не похожие на правду в виду невозможности столь невероятного путешествия. Невозможности для обычного человека.… Затем спросил:

      – Что же ведёт тебя к гуннской орде? Не желание ли служить правителю великой державы?

      Глаза Аслана блеснули.

      – Нет, хан, путь мой – не к славе, – сказал он, не добавляя более ничего.

      Не разговорчив, как и подобает батыру.

      – Развяжите, – приказал Гурук-хан.

      Один из воинов быстро исполнил приказание, разрезав ножом путы, связывающие руки Аслана. Тот же, неторопливо растерев освобождённые запястья, не поворачивая головы, вытянул правую руку в сторону и назад, где стоял агасир, держащий его оружие. Жест его был столь исполнен достоинства и уверенности, что агасир не осмелился отказать и, не раздумывая, и не ожидая даже разрешения своего хана, тотчас же вложил оружие батыра в его вытянутую руку. И лишь затем, спохватившись, взглянул испуганно на повелителя, но не увидел в его глазах осуждения.

      – Нет, хан, – заговорил Аслан-батыр, – я не к правителю великой державы. И я не из-за Идели, а из ещё более далекой страны – Золотых гор. Я Аслан, сын Юлбариса, стал батыром в четырнадцать лет, убив в единоборстве Маначура, жужаньского атамана, и взяв себе его оружие и коня.

      Я пересек всю Большую Степь, с благословения Тэнгри Рассветного, с востока на запад, и я скажу тебе, что вижу в твоей стране. О какой великой державе говоришь ты? Два дня назад, хан, видел я это сам, двое агасиров увели спутанную лошадь у человека покровительствуемого ими же народа! А сегодня Тенчек-батыр, сын твой, как я понимаю, притом, что несколько из его воинов обнажили клинки, разговаривал со мной, и обвинил меня, не приведя доводов моей вины, и не назвавшись! Пастухи, что встретились мне, вместо того, чтобы объяснить путнику дорогу, старались лишь запутать меня, но это я понимаю: они не уверены, ждут бед, предчувствуя их, и они правы в своих ожиданиях!

      Я, Аслан-батыр, говорю дерзкие для тебя слова, но я говорю то, что видел сам, и не прими это оскорблением, Гурук-хан. Это беда всей Степи. Тлен жужаньского беззакония царит повсюду, хотя я